Выглянувшее из-за набежавшей тучки, солнце осветило весёлый,
поющий ручей и пористый серый камень, на поверхности которого
появились следы когтей
***
Червень дышал разнотравьем. Ароматная кашка покачивала белыми
головками. Шелковица кружила голову. Воробьиные стручки яркими
точками рассыпались среди травы.
Девочки устроились в тени трех берез, что словно подруги в белых
рубахах хороводили посередь поляны. Лукошки томились в сторонке,
прикрытые от мошкары пахучими травами да листьями лопуха.
- Ты погоди, Ойса, - темноокая Осока забрала из ее рук заготовку
для венка, - гляди, неразумная, вот так листья клади, а стеблями их
оплетай, тогда не развалится.
Ойса улыбалась, глядя как в руках Осоки спорилось дело, и из
разрозненных травинок да цветков собирался летний убор, да такой,
что сама хозяйка Земля бы не постеснялась на праздник
примерить.
- Ты еще вот это возьми, - румяная Нежа протянула Осоке ветку
волчатника и, прежде чем Ойса успела выхватить злую траву из рук
подруги, Осока, не глядя, взяла ее и тут же вскрикнула, - Ты в
своем уме?! – припустилась она на Нежу. – По что мне колючку суешь?
Или думаешь она мне к лицу будет?? – соболиные брови Осоки гневно
сошлись на переносице, и Нежа под ее суровым взглядом осела, что
тесто в кадушке.
- Так ты же не для себя, для Ойсы плела, - пролепетала она,
опуская глаза.
- А хоть и для Ойсы, ей, поди, тоже сорняк ни к чему. Да только
я передумала. – Осока сунула закровивший палец в рот и задумчиво
посмотрела на свое творение.
- Но он же Ойсы, - снова завелась Нежа.
- Оставь, – Ойса махнула рукой. За те пять лет, что она прожила
в селении, она привыкла к острому характеру Осоки и мягкому укладу
Нежи, – Что я, себе, другой не сплету? Цветов вокруг вдоволь. А
этот, – она взглянула на чудо-венец, лежащий на коленях Осоки, - ей
и впрямь поболе к лицу.
Осока довольно хмыкнула, быстро доплела венок, скрепила живые
стебли хитрым узелком из трав и, осторожно надев на голову,
обернулась к подругам:
- Хороша ли я?
- Очень! - откликнулась Ойса, а Нежа лишь коротко кивнула и
уткнулась в свое плетение.
Пока девочки заканчивали свои украшения, Осока княжной ходила
рядом, то начиная тихо петь и приплясывать, то убегая к заводи,
чтобы вдоволь налюбоваться на себя.
Благоухания луговых трав кружили, дурманили, и казалось, что
гудение пчелы над ароматными воловьими языками превращает мгновения
в вечность.