Утром ее разбудил крик Рады. Ойса, спавшая рядом, перепугалась и
укрылась с головой.
- Что с тобой доченька? – слышала она голос батюшки, а Рада
молчала, только плакала, а после смеялась и снова плакала. Ойсе и
самой хотелось разреветься, не иначе как Рада умом тронулась, а все
из-за нее, пустоголовой. Вот тут-то она и услышала голос
сестрицы.
- Батюшка, какой голос у тебя славный, как я по нему
соскучилась! А петухи какие звонкие, а сестрицы - шумные.
Батюшка!
Весь день только о том разговоров было, что Рада излечилась.
Весть донеслась до соседей, и те пришли порадоваться за красавицу и
умницу, которую наказала хвороба. Ойса же никак не могла найти
время, чтобы сбежать в лес, рассказать бабе Леде, о своей удаче.
Вышло выбраться только на другой день.
- Как ты учила, так и сделала. Рада все-все слышит, раньше не
слышала, а теперь слышит, - взахлеб рассказывала она Леде, сидя у
той на коленях, как в предыдущий раз. Леда улыбаясь, кивала, слушая
Ойсу. В глазах ее светились искорки радости, да гордости, так
казалось Ойсе.
Еще два дня прошли славно, Ойса слушала Леду. Та рассказывала
про земные токи и лесного зверя. Про колдовской мир и сведущих
людей. Чудно Ойсе это казалось, боязно. Но главное было сохранить
это в тайне от батюшки, узнай он о бабе Леде, запретил бы с ней
видеться, это она точно знала.
- Все еще не надумала, ко мне жить пойти? - спросила ее баба
Леда через седмицу.
Ойса смутилась, она своим детским чутьем понимала, что баба
Леда, ей куда роднее, чем сестрицы, но кровь не водица, как же из
дому уйти?
- Как же без батюшкиного позволения- то? – робко обмолвилась
она, не глядя бабе Леде в глаза.
- Так я его спрошу, хочешь? И ежели отпустит, тогда пойдешь? –
Леда подцепила Ойсу за подбородок и заглянула ей в глаза и Ойса
кивнула.
Домой Ойса шла медленно. Все думала, поймет ли батюшка,
огорчатся ли сестрицы. Шла босоногая, а сама думала, каково это
чувствовать силу земли? Как травы растут, как мураши возятся.
По-иному мир слышать.
Батюшка ждал ее у дыры в заборе. Ойса не успела удивиться, как
он больно ухватил ее за ухо и поволок в сарай. Ойса плакала и
молчала, пока он хворостиной стегал ее до кровяных следов, а после
взглянул исподлобья и заговорил страшным голосом.
- Куда ходишь, окаянная, с кем водишься? Говори, не то хуже
будет, - руки его так и сжимались в огромные, пудовые кулаки. На
скулах ходили желваки, глаза недобро блестели.