Ойса, скуля как кутенок, отползла в дальний угол, подальше от
страшного батюшки. Плечи содрогались от рыданий, но она боялась
прогневать его еще сильнее.
- Думаешь, не поняли, что Рада не сама обмагнулась? Древняя
Меря, сразу дух чужой волшбы почуяла, тут то Рада и рассказала, как
ты по голове ее наглаживала, чаровала. А стали искать так, под
подушкой дурной гребень нашелся.
- Я же как лучше хотела, - пискнула Ойса.
Гнев отца внезапно сгинул, он тяжело опустился на солому и
закрыл лицо руками.
- Значит, и впрямь ты, - выдохнул он, будто холодом обдало, -
Я-то думал брешет Меря, от старости чуять разучилась, ан нет.
- Батюшка, - Ойса хотела было подползти к нему, покаяться, но он
поднялся и медленно вышел из сарая. Шел, тяжело ступая, плечи его
поникли, приняв разом невидимый, но тяжелый груз горя. Ойса будто
перестала для него существовать. Скрипнул засов, запирающий сарай,
и Ойса осталась одна одинешенька в темноте.
Стук в ворота раздался глубоко за полночь. Вроде и негромкий, но
проникновенный, он разбудил каждого из домашних. Ойса вскинулась и
не сразу поняла, где находится. Где батюшка, где сестрицы, она
пошарила руками, и только когда пальцы нащупали солому, раскиданную
по полу, вспомнила, что она так и осталась в сарае, без еды, без
питья, без родных. Вот что наделало ее непослушание, вот чем
обернулось. Тем временем на дворе скулили псы. Очнувшиеся от
дремоты птицы кричали за стеной сарая, коза блеяла тонко и жалобно.
Наверняка, и у домашних сон исчез.
Стук повторился, страшный, монотонный. Ойса вспомнила слова Яглы
о дубовой старухе, что приходит за малышами, и всхлипнула. Ей вовсе
не хотелось, чтобы ее варили, пускай, она даже это заслужила.
- Кто там? - услышала она сердитый голос отца. По двору метались
тени, и алые отблески. Ойса прильнула к доскам. Так и есть, отец в
портках, босой стоял перед воротами, держа в одной руке горящую
головню, в другой колун.
- Не за тобой пришла, не пужайся, – раздался голос бабы Леды,
такой знакомый и неожиданно чужой. Сейчас он не был ласковым да
нежным. Скрипел в нем снег, да потрескивал мороз.
- А чего мне пужаться?- откликнулся батюшка, - как пришла, так и
уходи.
- Уйду, коли отдашь мне дитятко.
Батюшка оглянулся на сарай, и Ойса отпрянула от досок. Только
сейчас она почуяла холод, пробирающий до костей, и это в летнюю -
то ночь!