– Пушок, – ласково позвала она. – Ты чего застыл-то?
– Мама, он замёрз, – тут же разобралась Регина. – Его надо укрыть шубкой.
– Ага! На улице тридцать градусов. Замёрзнешь тут, пожалуй.
– Он хочет есть! – И девочка умчалась в дом за колбасой. – Я сейчас принесу!
Но даже кусок хорошей варёной колбасы с жирком, положенный на его чёрный нос, не привлёк внимание Пушка. Он так и продолжал глядеть в никуда, с ярко выраженной отрешенностью от всего земного в жалостливых глазах, но при этом старательно вцепившись раскоряченными лапами в матушку-землю.
– Ну и ну, – в замешательстве произнесла Таня. – Он, наверное, пережил жуткий стресс и никак не отойдёт. Ну, пусть посидит и, может, попозже придёт в себя.
– Я тут с ним посижу! Можно?
– Сиди, если хочешь, но только не приставай к нему и не обижай… Что это с ним вообще такое? – Таня пошла в дом обзванивать подруг и родственников, пытаясь получить от кого-нибудь совет или объяснение непонятному поведению собаки. Парализовало её, что ли, или заболела она отчего-то. Но тревогу её быстро развеяли: привыкнет пёсик, и всё будет нормально, стесняется он, может быть, на новом месте, не в своей, так сказать, тарелке себя чувствует, да к тому же в окружении двух таких обворожительных женщин…
Но к ночи ситуация не изменилась. Пушок словно прилип к земле и объявил ну очень принципиальную голодовку – все попытки Регины накормить его колбасой, жареной курицей или сметаной ни к чему не приводили. Только продукты изводили на мусор.
– Мама! – возмущалась девочка. – Я ему даже шоколадку предлагала, он и её не хочет! Он ненормальный, что ли?
– Нельзя так говорить. Он ещё не привык к новому месту. Пусть лежит. Проголодается, поест сам. Пойдём, милая, в дом.
Таня, будучи женщиной чувствительной и имея доброе сердце, не могла спокойно спать, когда рядом с ней живое пушистое существо по непонятным причинам не ест, не спит, не пьёт и не шевелится весь день. Она ругала себя за дурацкие переживания по поводу собаки, но всё равно не могла отбросить их и уснуть. «Ну что я за дура такая?» – ворчала она и, набросив кофту, очередной раз шла среди ночи на улицу, опустившись на корточки рядом с Пушком, гладила его оцепеневшее тельце и, вздыхая, уходила обратно.
– Мама! – Регина утром с разбегу прыгнула на диван к спящей матери, отчего та в ужасе подскочила и, еле проснувшись, вытаращила глаза.