– А как его зовут? – Регина радостно разглядывала пушистый светло-серый комок.
– Пушок.
– Пушок!? – она весело засмеялась. – Но так же кошек называют, а он – собака!
Хозяйка слегка смутилась.
– Дети назвали так, – сказала она. – И он уже привык к кошачьему имени.
– Но он же собака! – по-прежнему весело возмущалась Регина.
– Регина! – строго произнесла Таня. – Перестань. Тебе же сказали, что он давно привык к этому имени. Мы уже не можем назвать его по-другому, потому что новые имена дают только очень маленьким существам.
– Ну ладно, пусть будет Пушок. – Девочка радостно запрыгала рядом, приговаривая: «Пушок, Пушок!»
– Ой, ну спасибо вам, – слегка волнуясь, произнесла Таня. – У меня никогда раньше не было собаки, я и не знаю толком, что с ней делать.
– Девочку вон какую хорошую вырастила, а с пёсиком тем более справишься. Это не сложнее и почти то же самое – всего лишь посади на цепь и не забывай кормить.
– Говорят, чтобы собака пришлась ко двору, надо что-нибудь за неё дать. Вот, возьми пятачок.
– Пушок, Пушок! – напевала Регина.
«Ну вот, – радостно думала Таня, глядя на притихшее в корзине существо, – теперь и у меня будет настоящая собака, как у всех. И даже лучше. Вон он какой симпатичный, пушистый, а мордочка такая умная, а глазки такие чёрненькие пуговки, и так они жалобно смотрят. Ну какая прелесть, ну какой он хороший!»
– Пушок, – с гордостью негромко произнесла она.
Регина так и лезла в корзину – потрогать его и погладить.
– Регина, ну подожди, он же грязный очень, надо его искупать.
– Ну какой же он Пушок, – не унималась девочка, – Пушок – это же ко-о-ошка. Давай назовём его Рекс.
– Какой же он Рекс! Рекс большой, а этот наш кнопка какая-то!
– Ну тогда Степашка или почтальон Печкин! – девочке было весело.
– При чём здесь Печкин-Перепечкин? Хватит выдумывать, у нашей собачки есть имя, он Пушок.
И Регина снова залилась весёлым смехом. Так они и шли домой: девочка, не скрывающая своей радости, и её мама, пребывающая в лёгком волнении от того, что как будто вот сейчас взяла на себя ответственность ещё за одну жизнь.
Дома они сразу затащили его в баню, искупали с шампунями и после высушили феном. При этом Пушок вёл себя, как идеальный ребёнок. Он не сопротивлялся, не вырывался и не подавал никаких звуков протеста или одобрения. Он с какой-то обречённой покорностью, словно праведный мученик, моргал смотрящимив никуда глазами и до такой степени был напряжён всеми мышцами своего тельца, что даже когда его, распластанного, отрывали от пола, у него не менялась поза, словно он застыл на века и сделался каменным. Высушив шерсть феном, Таня понесла щенка во двор, всё больше и больше при этом недоумевая по поводу его растопыренных в стороны лап. Так она его и положила на травку рядом с конурой и надела ему ошейник.