Взял аккуратно горсть ягод, закинул их в рот. Вкусно!
- Меня Олечичем Воиславовичем зовут, гридень я княжий. Из
ближников князя Вадима Хороброго.
Глаза Жданки расширились, ротик раскрылся в удивлении, она даже
его ладошкой закрыла.
- Врёшь?!
- Я? Почему так решила?
- Настоящий княжий гридень? Ты и князя видел?
- Видел. Вот как тебя вижу, так и его видел. Каждый день.
- А какой он, князь? Наверное богатырь, ростом с сосны
вековые?
Я посмотрел на верх. Не, сосны это уже совсем.
- Нет, Жданка, он ростом был даже пониже меня. Я вообще один из
самых высоких в дружине был.
- А вот теперь ты точно кривду мне сказал. Как это князь и
меньше тебя ростом?
- Да вот так. Князья то тоже люди, как мы с тобой. Кто-то
высокий, а кто-то низкий. Кто-то толстый, а кто-то худой,
- У тебя голова повязана тряпицей, Олечич Воиславович. Грязная
она. Её бы снять и постирать.
- Есть такое, два дня назад, перевязал голову себе, да больше
так и не менял. Нет у меня на сменку ещё тряпиц. Скажи Жданка, а ты
откуда?
- Оттуда. – Махнула она рукой себе за спину. – Там печище
наше.
- С матушкой и батюшкой живёшь? Аль ещё братья да сёстры
есть?
Она сразу как-то погрустнела
- Нет у нас с братом родителей. Померли. Вдвоём с ним живём.
Олесь, мой младший брат. А живём в доме, что от родителей нам
остался.
- Может пригласишь меня, девица, домой к себе? Водицы дашь
напиться, да тряпицу может сменишь? А то три дня и две ночи уже по
лесу иду. А я отблагодарю тебя.
Мы оба поднялись на ноги. Она покраснела, совсем
засмущавшись.
- Конечно пойдём. А благодарить меня не надо. Мне воды что ли
жалко? И тряпица найдётся. А твою я постираю.
- Далеко идти то? А то может на коне довезу тебя?
Она замахала на меня руками и с опаской посмотрела на моего
Ворона.
- Что ты, Олечич Воиславович. Боюсь я твоего коня. Чёрный он,
как Ящур, да глазом косит злым.
Что есть, то есть. Ворон мой злой конь. Только меня признаёт. Ни
у кого из рук ничего есть не будет, сразу укусит. А в сече какой
лютый. Вражьего коня грудью сбивает, кусается. Как своих собратьев
кусает, так и воев. Купил я его четыре года назад, жеребёнком. У
купцов с юга. Половину своего серебра отдал за него. А он уже тогда
злой был, пришлось приучать, где лаской, а где и силой. Зато каким
конём стал. Верным товарищем мне. Сколько раз он мне жизнь спасал,
из сечи раненого выносил на себе. А один раз, в прошлом годе,
оглушили меня палицей-булавой. Рухнул я с Ворона на землю. А он
встал на до мной и никому не позволял ко мне подойти.