Защиту я ему сделал. У кожевников заказал попону, что закрывала
ему спину, круп. На попоне металлические пластины были нашиты. И
вторую бронь такую же на грудь ему. От стрел защищает хорошо.
И ещё пёс у меня есть. Да не простой. Старинная порода. Сейчас
уже почти не осталось её. Это боевые римские псы. Их вывели ещё
легионеры Великого Рима. Я его два года назад взял щенком на
Сицилии. Ходили мы тогда в поход с нурманами Эрика Рыжего. Бриттов
воевали, в ужас их вгоняя, франков, иберийцев. Магриб навестили, а
потом и Сицилию. Хорошо тогда сходили. Достаточно я хабара взял,
добычи то есть.
- Не боись, Жданка, Ворон тебя не тронет. Он жеребец конечно
злой и даже лютый, но деву не обидит.
- Всё равно, боюсь я его. Ты садись на своего коня, а я пешком
пройдусь.
- Тогда и я с тобой пешком пройдусь.
Взял Ворона под уздцы и мы пошли с девой. Гром рядом бегал, то
исчезая в зелёной чаще, то появляясь вновь рядом, словно из
неоткуда. Жданка при его внезапном появлении вздрагивала, с опаской
косясь, а Гром смотрел на неё, вывалив свой красный язык и словно
смеялся, подтрунивая над пугливой девой.
-Гром! - С укоризной в голосе сказал несносному псу. - Хватит
Жданку пугать. Иди кого другого напугай.
Громша мой, как я его иногда ласково звал, был пёс весёлый,
любил побегать и поиграть, молодой ещё кобель. Но дело своё знает
уже туго. Со мной в походы ходит и в битвах-сечах участвует. И не
только на суше, но и тогда, когда в поход шел на кораблях, будь то
драккары нурманские или снеки варяжские.
Гром посмотрел на меня с обидой, что это ты хозяин поиграть не
даёшь? Я же отрицательно покачал головой. Шли с девой
разговаривали. Она сначала смущалась, но я видел её глаза, которые
блестели любопытством и ожиданием чего-то неведомого. А я ведь за
свою жизнь много земель исходил, да морей бороздил. Разные города,
селения и народы повидал. Рассказывал её и про франков и про
саксов. Бритов и иберийцев, коих ещё испанцами кличут. Про народы
Магриба, где под жарким солнцем рождаются люди с кожей, как уголь
черной. Жданка слушала меня, широко раскрыва глаза. Под конец
совсем осмелела, иногда не верила и говорила: "Врёшь поди? Как
такое может быть?" И кто мне это говорил? Мне, княжьему гридню,
какая-то синеокая пигалица. Но я не злился. Наоборот посмеивался.
Забавно смотреть на неё было и в тоже время радостно, даже не знаю
почему. Много за мою жизнь я баб да девок видел, и знал их.
Согревали они ложе моё. А как хотите, когда большие и малые города
на меч брали, то полонянок много было, любых на выбор. Разные они
всё были и белокурые с глазами, как лёд северных фиордов, так и
рыжие. Смуглые с глазами-антрацитами, горячие дочери жаркого юга.
Да только ни одна из них мне сердце не тронула. Многие мои
побратимы из таких походов себе женщин привозили, кого наложницами
оставляли, а кого и в жёны брали. Те детей им рожали. Только я всё
один был, как волк-одинец. Мне даже и князь Вадим Хоробрый
выговаривал: