— Угощайся, — предложил он и, видя, что не тороплюсь принять
приглашение, добавил: — Не бойся, травить не стану. Ты мне живая
нужна — долг за тобой, а он, как известно, платежом красен.
Уйти в полную несознанку я решила, как только поняла, что сразу
убивать Кощей не будет. Поэтому постаралась изобразить лицом
крайнюю степень удивления.
— Да когда же я тебе задолжала, мил человек? Не припомню, чтобы мы
раньше встречались, — всматриваясь в затенённое капюшоном лицо,
спросила: — Или знакомы мы?
Царь расстегнул фибулу, стягивающую края плотной ткани, отбросил
колпак и сбросил плащ на пол. Хорошо, что руки лежали на краю
помоста. От неожиданности пропоров ковер, вцепилась когтями в доски
настила. Незаметно выдохнув, хмыкнула:
— Тебя бы не забыла!
Кощей был настолько хорош, что я впервые по-настоящему пожалела о
своем уродстве. Сказочный принц из восточной сказки, заблудившийся
в среднерусских лесах. Настойчиво уговаривала себя не пялиться на
него, но не могла отвести взгляда от миндалевидных глаз цвета
перезревшей вишни в обрамлении идеально изогнутых ресниц. Белая
одежда неместного кроя выгодно подчёркивала смуглость безупречной
кожи с едва уловимым оливковым оттенком. Бородка и усики очерчивали
лицо и губы настолько тонкой линией, что казались нарисованными
тушью тонкой кистью искусного художника. Поняв, что я зависла, а
кофе остывает, длинными музыкальными пальцами он подхватил чашечку
и грациозно поднёс к чувственным губам. Ноздри аристократичного, с
легкой горбинкой, носа, уловив аромат напитка, чуть дрогнули.
«Мне это не надо! Мне это не надо!! Мне это не надо!!!» — твердила
как молитву фразу-нейтрализатор ненужных гормональных всплесков, но
впервые она не помогала. Всего сутки назад хихикала над глупостью
влюблённой Василисы, и вот Вселенная отомстила.
Филипп, до этого бродивший между подушек, пришёл, лег на колени,
громко замурчал и стал незаметно для Кощея, но чувствительно для
меня всаживать в сохранившуюся от прежнего тела ногу когти.
Приговаривая ментально:
«Приди в себя! Не блажи! Мозг включи!»
Это помогло настолько, что, когда я потянулась за своей чашкой,
рука не дрожала. Почти.
— Почему ты меня боишься? — заметив тремор, спросил колдун.
— Тебя все боятся. Ну и я за компанию, — попыталась отшутиться, но
царь не сводил требовательного взгляда, ожидая ответа. — Наслышана
о твоей жестокости, а ты меня должницей объявил.