Улыбка медленно сползает с лица.
Два столетия назад, при правлении Йоханна Миллера, так клеймили
тех, кто совершил преступление против короны. Специально, чтобы не
хоронить. Эта отметина означала презрение и гонение и в жизни, и
смерти. Никто не осмеливался предать захоронению тело, на котором
была эта страшная метка.
Обычно таких преступников немедленно казнили, но в случае, если
кому-то удавалось избежать наказания, клеймо было вечным проклятием
и при жизни. Никакой приемлемой работы, никаких отношений с людьми.
К тому же, все, кто сталкивался, норовили вернуть клеймённого на
плаху. Постоянно скрывать знак было невозможно.
Власть Миллера была абсолютной, отсюда и такой закон. Чтобы
боялись даже перечить ему.
Но вскоре вмешалась церковь, поддерживаемая народом. Они
настояли, что бесчеловечно не позволять людям покоиться с миром, не
оставлять им шанса на искупление грехов. Саму идею клейма
постепенно задвигали на задний план. В конце своего правления
Миллер отменил закон.
Последующие правители не собирались его восстанавливать. Это
была выдумка Йоханна, она покоилась вместе с ним.
А потому практика вырезания чёрной метки длилась всего
одиннадцать лет. И сейчас мало кто знал об этом. Тем более что
правление Миллера оказалось скучным и незначительным периодом.
Изучать историю в таких деталях никто не рвался — разве что,
скрупулёзные учёные.
Я читала о метке в редкой исторической книге, которую подарил
мне Эндрю. И то там было просто упоминание, без лишних
подробностей.
Тем не менее, каким-то образом я знаю всё это наверняка.
Два столетия назад.
Двести лет.
Как такое возможно?..
Сейчас никто никому не ставит клеймо. Конечно, нельзя исключать
и такого варианта: Мэтт, хорошо зная историю, каким-то образом
добился, чтобы кто-то так искусно вырезал ему на теле этот знак.
Хотя он всегда выжигался мучительно — иначе на теле следы не
оставишь. Такие практики были раньше и только в качестве
наказания.
Но, допустим, Мэтт таким образом хотел выразить протест против
господ во власти. Чтобы мало кто понял, лишь для собственного
удовлетворения. Видимость борьбы.
Морщусь. Конечно, я недостаточно хорошо знаю непредсказуемого
Мэтта, но уверена — такие бессмысленные методы не для него. Слишком
мелочно. Да и государство скорее процветает, бороться с ним сейчас
— удел не пристроенных в жизни людей, неудовлетворённых прежде
всего собой. Это тоже не про Мэтта.