Катрин не выдержала и тихо рассмеялась.
— Святой отец… Хотите я утоплю её? Прямо сейчас?
— Нет… нет! — отец Гонсало потянулся к завернутому свертку, и
глаза его засветились безумным блеском. — Тут только мощи Святого
Томаса помогут.
— Давайте мы просто её выбросим в океан! — женщина сделала замах
и вдруг остановилась.
Это было необъяснимое чувство, как будто бы в какое-то мгновение
голос внутри неё сказал: «Оставь! Сохрани! Прижми к себе
крепче!»
Она, сама не понимая почему, притянула шкатулку к груди, бережно
обхватив руками, словно бы это был маленький ребёнок.
— Я пошутила, святой отец… — Катрин улыбнулась с кротостью
Мадонны, — Конечно, я отвезу вашу шкатулку в Буэнос-Айрес. Кому,
говорите, надо её передать?
— Там на весь город один священник — отец Себастьян. Он служит в
церкви Святого Томаса. Ему…
В этот миг до них донёсся голос Роберто:
— Сестра Тереза!
— Мне пора, — Катрин обернулась на хозяина лодки, словно бы
давая понять, что ей нужна ещё минута. Женщина снова развернулась к
отцу Гонсало: — Благословите, святой отец!
Тот перекрестил её на дорогу.
— Идите с миром, дочь моя… И да поможет вам Господь в вашей
святой миссии!
Катрин чуть усмехнулась, и резко обернувшись, отправилась по
причалу к лодке. Сеньор Маркес подал ей руку, и она ступила на
качающуюся палубу.
На какой-то миг мадам Франсёр показалось, что позади неё
мелькнула тень собаки, прыгнувшей в лодку. Она обернулась, но
никого не увидела.
[1] Фидальго – традиционный титул португальского дворянства,
относящийся к представителю титулованного или безымянного
дворянства, иногда переводится как «сын такого-то» (из важной
семьи).
Примерно в то же время, как из Колонии-дель-Сакраменто вышла
легкая парусная лодка бразильцев, к порту Буэнос-Айреса подходило
почти такое же одномачтовое суденышко.
Две знатные дамы в черных мантильях — юная графиня Нахера и её
кузина донья Фелиса, сидящие на корме судна, переживали, что
омерзительный запах тухлой рыбы, которым была пропитана палуба,
намертво въестся в их новые платья, которыми они обзавелись в
Санта-Фе.
На лицах обеих женщин, разглядывающих панораму приближающегося
города, было написано разочарование.
Этим холодным, пасмурным и ветреным днём Буэнос-Айрес, не
блиставший ни красотой, ни богатством архитектуры, казался убогой
пародией на столицу провинции. Центром его была крепость,
предназначенная для защиты от атак с моря. Само поселение уже
разрослось, и за пределами стен форта по побережью можно было
видеть добротные дома и убогие хижины местных портеньо[1].