От руки деда по телу волнами расходилось живительное тепло, руки
и ноги наливались силой.
– Вставай, провожу… – проворчал старик и поднялся с
табурета.
Алексей уставился на него. Только что он не смог головы оторвать
от подушки, а дед говорит "вставай"… Но ослушаться не посмел.
Оперся на руку и… сел. Голова закружилась, но быстро прошла.
Алексей осторожно поднялся. Сделал босыми ногами шаг, другой… Дед,
поддерживая под руку, вывел его во двор.
– До нужника не дойдешь, – спокойно проговорил он, заведя его за
угол. – Тут давай… Дождь смоет, – и отошел от него на пару
шагов.
Когда Алексей справился, он проводил его обратно. Последние
метры старик буквально тащил его на себе – силы стремительно
заканчивались. Едва упав на кровать, Алексей попросту отключился.
Он уже не слышал, как дед уложил его поудобнее, и, что-то бурча
себе под нос, укрыл его одеялом.
Два дня старик отпаивал его травами и бульоном, на третий начал
давать жидкую кашку и легкий вермишелевый супчик. К тому времени у
Алексея стало хватать сил, чтобы самостоятельно сесть. И только по
нужде старик, предварительно подержав у него на груди руку, выводил
его во двор.
На четвертый день его разбудили голоса: деда Михея – спокойный,
и раздраженный женский. Алексей прислушался.
– Я столько к вам ехала! Думала, вы мне поможете! – возмущался
женский голос. – Знакомая сказала, вы и не такое вылечить
можете!
– Так не надо же тебя лечить, – спокойно прогудел голос деда
Михея.
– Как это не надо? У меня язва страшенная! Врачи говорят
оперироваться, желудок отрезать совсем будут, а вы говорите –
лечить не надо! – в голосе женщины появились слезы. – Что, у меня
язвы нет?
– Почему нет? Есть. И большая… Но то не болезнь, то ты сама. И
операцию делать большого смысла нету, – голос деда Михея был ровным
и глубоким. – Отрежут желудок, ты себя в другом месте есть станешь,
покуда совсем не съешь.
– Вот! Вот и вылечите меня! – настаивала женщина.
– Не могу. Вылечить болезнь можно, а у тебя нету болезни, –
проговорил дед. – Лечить-то нечего.
– Как нечего? А язва? – уже перейдя почти на крик, возмущенно
наезжала на деда женщина.
– А то не болезнь. То ты сама себя ешь. Злоба да зависть грызут
тебя. Вот как перестанешь людям завидовать, да злобу в себе
изживешь, так и исчезнет твоя язва, как не было.