Игры на воздухе - страница 14

Шрифт
Интервал


Всё пересказано, осталось разве две-
четыре выплывших из полумрака фразы
Да – влажный след в слежавшейся халве,
Звук ложечки о край стеклянной вазы.
Какое нищенство на звук, на цвет! На свет.
Чай остывающий тепла не продлевает.
День обрывается, уже сошёл на нет,
С лица меняется – заболевает.
Так сложно вымолвить, слова произнести…
Пятно засохшее на блюдце позабытом…
А дождь стучит… Накинь платок, впусти…
И всхлипнет форточка, черкнув стеклом разбитым.

«Окрестности исхожены, а дале —…»

Окрестности исхожены, а дале —
И жизнь пройдёт, не ведая конца.
Я в ней ловлю приметы и детали:
Лес, осень, дождь и дождевик отца.
О, как дрожит, поблёскивая жёстко,
Тропой мелькая, выбитой в траве,
Широкий плащ! И пятнышко извёстки
Смывает дождь на левом рукаве.
Я остаюсь перед открытой рамой.
Остывший воздух затекает в дом.
Я мал ещё, и нестерпимо рано
Заглядывать за влажный окоём.
Что ожидает мальчика в матроске,
Когда предстанет выйти за предел
Его забав на дачных перекрёстках?
Плывёт дурман: полынь и чистотел…

«Многооконный дом 60-х…»

А. П.

Многооконный дом 60-х:
Горбы пристроек, сломанный пейзаж
Со ржавчиной, деталями разъятых
Мотоциклетов, «Виллисов», – гараж.
Из твоего окна, должно быть, видно
Вертушки детской – вкось – веретено,
Кольцо трамваев, летнее кино
(Одни затылки. Всё-таки – обидно…),
А во дворе – играют в домино.
Что ты молчишь и проверяешь, все ли
Открыты шпингалеты и рывком
Вскрываешь окна, те, что не успели
Ещё открыться душным сквозняком?
Ты весь вот тут: в невымытой посуде,
Посудной горке, жалостно пустой,
В разбитом быте на железном блюде,
Невесть какой приправленном тоской.
Кого винить, что виды – небогаты,
Что будто бы судьба не задалась?
К исходу лета облака щербаты.
Оставь… оставь… На то не наша власть…
И мы – молчим.
И думаем о многом.
О том, к примеру, что живём под Богом,
Неведомых прохожих не любя.
Что есть в пейзаже, грубом и убогом,
Черты разлада мира и тебя.

«Словно боьшего – не надо: стопка чистого белья…»

А. П.

Словно боьшего – не надо: стопка чистого белья,
Пачка писем, горстка чада уплотнённого жилья.
Свет, разлитый на клеёнке, «Мы уже немолоды…»,
В русле газовой колонки шелест льющейся воды.
Как же плачут за стеною! Знать, и правда – выходной.
Не обходит стороною стылой праздности конвой.
И вздохнёт за занавеской подурневшая жена,
Перехватит складкой резкой дорогая тишина.