— Дурак ты, — сказала я и ударила по
губам. С размаху. Хлестко. Чтобы разбить, чтобы причинить боль той
рукой, которая только что гладила.
И глаза его сделались почти белыми.
Гной рванул и… вырвался. Он выходил со слезами, с судорожными
всхлипами, с воем, который рвал мне душу.
— Плачь. — Я притянула его к себе,
обняла как умела. Прижала тяжелую голову к плечу. — Прости меня… ну
прости, пожалуйста. Я больше не буду так делать. Честно. Но надо
было, чтобы ты заплакал.
Я раскачивалась, как делала мама,
когда хотела меня убаюкать. Правда, я была маленькой, а пес —
огромным, но он раскачивался вместе со мной, не делая попыток
вырваться.
— Ты же давно не плакал? Что бы они
ни творили… Мама мне говорила, что высшие — все гордецы… и упрямцы…
и слезы иногда нужны, чтобы легче стало. Здесь тебя никто не
увидит, а я никому не скажу. Я и сама забуду. Да и ты вряд ли
вспомнишь, но это тоже не страшно. Я кое-чего не помню и не буду
пытаться вспомнить, потому что если забыла, то оно и к лучшему.
Я гладила его по жестким волосам,
уговаривая отдать слезам все — боль, которую ему пришлось вынести,
страх, стыд… мало ли что накопится в душе у того, кто вышел живым
из-под Холмов.
Плачь, пес, плачь.
Я не знаю, что именно тебе пришлось
пережить, но сама я научилась дышать заново, только отдав долг
сердца слезами. Долго ли мы так сидели? Да и какая разница. В конце
концов пес затих — внутри не осталось черноты. Душа выеденная, но
без гноя, и если повезет — если очень-очень повезет, — то
потихоньку зарубцуется.
— Прости, — еще раз попросила я,
отпуская его. Сама же стерла слезы со щек и провела ладонью по
лопнувшей губе. Здорово же я ее разбила…
— У меня… — Голос у пса оказался
глухим, надтреснутым. — У меня есть невеста. Во всем мире не
отыскать девушки прекраснее ее… Ее волосы мягки и душисты. Ее очи —
бездонные озера, забравшие душу мою. Рот ее — россыпь жемчуга на
лепестках розы. Стан ее тонок, а бедра круты…
Он улыбнулся счастливой улыбкой
безумца. А я позавидовала псу: его хотя бы ждут.
Глава
2
Оден
В последний раз Оден плакал на
похоронах матери.
Совсем еще щенок, и семи лет не
исполнилось, такому простительны слезы. Но отец, положив тяжелую
руку на плечо, сказал:
— Веди себя достойно, Оден. Какой
пример ты брату подаешь?
Виттар, до того момента молчавший, —
он был слишком мал, чтобы понять, что происходит, — и вправду
зашмыгал носом. Обеими руками вцепился в куртку Одена.