В общем, пообедали мы здорово.
А, когда поднялись из-за стола, Гурго притянул меня к себе – я
только сейчас поняла, как мне этого не хватало, и была рада, что он
преодолел своё стеснение – наклонился, коснулся губами губ – нежно,
едва ощутимо. И тепло прошептал:
– Я приду сегодня ночью.
Покраснела, спрятала лицо у него на груди, тихо отозвалась:
– Буду ждать.
И мы разошлись – каждый по своим делам и покоям.
У себя в комнате я сразу же позвонила в колокольчик и приказала
вбежавшей Эбигейл:
– Соберите моих придворных дам. Всех! Разговор будет очень
серьёзный!
Проигнорировала, что глаза камеристки стали круглыми, как
блюдца. Пусть привыкают к тому, что я жена владетеля-узурпатора
Гурго Алера, жестокого и беспощадного гарута, под чьей тяжёлой
поступью проминается земля. Недаром же говорят: муж и жена – одна
сатана. Пусть привыкают и боятся.
Дамы группками и поодиночке стали заполнять комнату, прилегавшую
к моей спальне. Они перешёптывались, недоумевали, бросали друг на
друга удивлённые взгляды: мол, что это она?
Я же ходила перед ними туда-сюда, кусала губы, сжимала руки на
груди и продумывала речь.
Когда все собрались, я окинула пёструю гвардию взглядом и
начала:
– Вас, наверное, удивляет, зачем я собрала всех здесь?
Дамы закивали, загомонили, я вскинула руку, прервав их:
– Женщины Льема всегда отличались благонравием и кротостью. Их
поведение было образцовым. А любой непристойный поступок ложился
пятном на всю семью. – Я обвела взглядом притихших придворных.
Некоторые из них были на голову выше меня, другие – вдвое старше,
третьи – второе толще. Но при этом я была их отражением, их
квинтэссенцией, их слепком. На меня смотрит народ. С меня будет
спрос. – Права ли я?
Женщины энергично закивали, задакали.
– Тем не менее, сегодня мне и моему супругу – представителю
другого народа и даже другой расы – довелось лицезреть весьма
нелицеприятную картину с участием одной из моих статс-дам. Я просто
от стыда проваливалась, выслушивая лэрину Милту и наблюдая за ней.
Завтра, в назидание всем, она будет публично наказана пятнадцатью
плетьми.
И тут по рядам прошла волна возмущённых и недовольных шепотков.
Вперёд выступила герцогиня Дэворг – дама в летах и весьма
дородная.
– Рискую навлечь на себя ваш гнев, ваше величество, –
пророкотала она – голос у герцогини низкий и грубый, – но всё же
осмелюсь высказаться. Бедняга Милта пострадала несправедливо! Во
всём виновата тёмная магия гарутов. Это она рождает грешные
порочные мысли. Притяжение, которому невозможно сопротивляться.
Мрачные воины, прибывшие сюда с вашим мужем, они… отличаются от
наших мужчин – они привлекают, будоражат, лишают рассудка… – чем
дальше она говорила, тем более запальчивой становилась её речь.