Сейчас она вся в своей первой любви, вся в защите ее от
посягательств посторонних лиц. Вам, Сергей, придется терпеливо
приучать ее к мысли о том, что ваш с ней союз невозможен в
принципе, демонстрируя исключительно отеческие чувства. Вам обоим,
как ближайшему ее окружению, в будущем предстоит проделать
колоссальную работу и я согласна помочь в этом. Я буду наблюдать
Одетту, изучая отзывы и характеристики из колонии, буду
периодически видеться с нею сама, приготовлю рекомендации для вас.
Мы с вами встретимся и обсудим все до мелочей – встречу ее оттуда,
одежду, которую вы приготовите для этого…..
- Я больше не собираюсь заниматься ею, она сразу уедет учиться в
другой город, - тяжело выдавил Сергей.
- Исключено! – психолог была категорична, - мы в ответе за тех,
кого приручили – помните? Если она сейчас узнает о ваших
намерениях, я снимаю с себя всякую ответственность за девочку, и
даже за ее жизнь. Она далеко не безнадежна, но работа предстоит
трудная. Я уверена, что вы справитесь, Сергей, а ваша невеста вам
поможет, не так ли, Екатерина Николаевна?
- Извините меня. Сережа, я подожду тебя на улице.
- Девочка не безнадежна, - повторила психолог специально для
меня.
- Я не имею никакого отношения к ней, вы сами должны понимать,
что мне еще рано иметь такую семнадцатилетнюю дочь, -
ответила я ей и закрыла за собой дверь. Почти сразу за мной вышел и
Сергей.
Я не чувствовала своей вины и не жалела Одетту, скорее мне жаль
было ту колонию, куда она попадет и тех осужденных, которым
придется жить рядом с ней и которые не владеют самбо. А Сергей… я
просто уверена, что, несмотря на свои заверения о том, что
собирается избавиться от нее, до самого конца он будет мотаться
туда к ней и возить вкусные передачки – ее любимые авокадо и самый
дорогой зерненый творог. Я думаю иногда, что он обречен на нее с
той самой поры, когда принял ответственность за нее перед умирающим
другом, хотя еще не понимает и ни в коем случае не хочет этого.
Я отлично понимаю его маму, которая с самого начала восприняла
опеку над Одеттой в штыки. Она просчитала ситуацию наперед, зная
порядочность и ответственность своего сына. Но отказать ему они с
отцом не смогли, почему-то не получилось.
Я помню разговор, когда мы с ним прощались. Тогда я еще искала
оправдания для себя, а на самом деле уже чувствовала себя последней
тварью. У меня было только одно желание – скорее покончить с этим и
скрутиться калачиком где-нибудь в темном уголке, чтобы никого не
видеть. Я старалась, я очень старалась не сильно обидеть его: