Слова в стихах, написанных к тебе одной,
Немного пафосны, напыщенны, витиеваты.
Но этот ретро-стиль подходит, как родной,
К тебе лишь так - как в старину аристократы:
Вы жизнь моя, Кати! (Не смейся – это лишь начало)
Вы так изысканны, и абсолютно, совершенно…
Неповторимы и сложны, в итоге – совершенны!
Я вас люблю! Ну, вот… и основное прозвучало.
Я вскоре прилечу к тебе и, преклонив колено,
Открою тайну – искренне любя, проникновенно:
Я обожаю Вас, жить не могу без Вас, Кати!
И как же страшно, если - опоздал… прости.
***
- Фу, Жучка, фу – кому сказала!
- Господи… все-таки – Жучка, – тяжело вздыхает бабушка.
- Ну… она вроде реагирует на Жучку.
- А еще машину твою так звали… плохая примета, между прочим.
- Да ты что? – пугаюсь я, - тогда еще думаем. Нет, ну фиг-на
фиг!
- Даниэлла – можно, - несмело предлагает она, - сокращенно –
Дана, Данка.
- Собакаданиэлла… чудненько, - с упоением тискаю я щенка
русского спаниеля – блестящую, как черный атлас, кроху с белым
пятнышком на грудке.
После всех потрясений, которые, кажется, все же прекратились в
день суда над Одеттой, я на несколько дней впала в состояние,
которое можно было назвать прострацией. Или безучастностью ко всему
происходящему вокруг. Бабушка дала мне время пострадать, и,
наверное, это было нужно, потому что потом я сама и очнулась, и
встрепенулась, и опомнилась.
Интернет предлагал кучу вариантов и способов, как начать новую
жизнь или подновить и подлатать старую – от ремонта до смены места
жительства, работы и прически. Одним из советов было – завести
домашнего питомца. Породу выбирали мы вдвоем и взяли ее –
Собакуданиэллу. Это оказался ужас на четырех ножках – шкодливый и
упрямый. Диван с гобеленовой обивкой в бабушкиной комнате сразу же
оказался погрызен и тут возник и обрисовался настоящий феномен… Или
же нет - просто предсказуемая реакция двух женщин, радующихся
возможности выплеснуть целую тонну нежности и ласки на объект,
более чем достойный их.
Дело в том, что чем больше чистого незамутненного зла творило
это создание – висело на шторах, обрывая их, жрало корни фиалок,
вытряхивая их из горшков, а землю растаскивая по ковру… Стягивало
скатерть с кухонного стола со всем, что на нем находилось –
сахаром, солью, печеньем, вареньем и медом, смешивая все это с
содержимым мусорного ведра… Тем больше мы его любили, всерьез
восхищаясь изворотливостью, хитростью и феноменальной
вредностью.