- Можно я подъеду к вам, Катя? Я очень хочу увидеть тебя, -
просила она. А я вспомнила, что творилось в нашем доме в тот день,
когда она уходила окончательно. То, что делалось с папой… серое
лицо бабушки, свой ступор – полную бесчувственность. Мне было до
такой степени все равно на нее… только тупой страх за папу. И
почему-то я совсем не боялась за бабушку. Когда кому-то в семье
было плохо, всегда выручала она – поддерживала морально, лечила,
колола, готовила, помогала. Как-то даже не приходило в голову, что
помощь неожиданно может понадобиться именно ей. Я совсем не
ожидала, что это ее увезут на скорой с сердечным приступом. И что
папа так сильно испугается за нее, что частично вынырнет из своего
отчаянья и возьмет себя в руки. Я очень хорошо помнила тот день, а
потому ответила честно:
- Бабушка не пустит тебя в свой дом, мама. Если хочешь, давай
встретимся в кафе.
Она ждала меня на улице – такая же собранная, отстраненная
внешне, как и почти всегда. Сильно похудевшая, в незнакомой
красивой шубке по колено и с капюшоном, с гладко зачесанными и
собранными в узел на затылке роскошными каштановыми волосами, на
высоких каблуках… мы оказались одного роста, когда я подошла. Мои
метр семьдесят и ее метр шестьдесят уровнялись этими каблуками.
- Катя… ты стала такой взрослой... Зачем ты обрезала косу, ты же
так любила ее? – протянула она руку к моим волосам, а я дернулась в
сторону. Совершенно нечаянная, неконтролируемая реакция – как будто
ушла от чего-то опасного, от того что может причинить боль, как нож
или бритва. Я не хотела обижать ее но, конечно же, обидела. Она
прикусила губу, но улыбнулась - у мамы всегда была железная
выдержка. Это папа был легким в общении, очень эмоциональным
человеком и, наверное - чувствительным романтиком, а она - очень
рассудочной и сдержанной. Мы никогда не бегали и не бесились с ней
так, как с ним. В самом раннем детстве я не висела на ней
мартышкой, зацеловывая щеки, как на папе. Хотя и сказать, что она
не любила меня, я тоже не могла бы – это не было бы правдой. Ее
забота обо мне и доброе отношение были сдержанными, но они всегда
были.
Я думала иногда – а не для мамы ли я старалась вести себя
по-взрослому, только-только научившись контролировать свое
поведение? Послушно смотрела, а потом и читала книжки, уединялась с
развивающими играми, которые приносила мне она. Именно она учила
меня, как нужно правильно говорить, как вести себя, чтобы не
выглядеть смешной в глазах других людей. Это она, а не папа,
научила меня читать и считать. Но никогда мы с ней не сидели,
обнявшись, как с бабушкой, не плакали вдвоем над мультиками и
фильмами и не делились самыми тайными мыслями. Мне в голову не
пришло бы грузить ее детскими глупостями – для этого у меня всегда
была бабушка. А мама до некоторых пор являлась главным авторитетом,
я всегда старалась соответствовать ее ожиданиям – в поведении,
учебе.