Скелет, казалось бы, затих, но вскоре начал шевелиться опять –
лишенный черепа, берцовых и локтевых костей, он пытался двигаться,
опираясь на концы плечевых костей и бедренных. Человек снова сбил
его на землю, с глухим рычанием в горле придавил ногой к земле и
стал отдирать плечевые и бедренные кости. Это давалось с большим
трудом – кости цеплялись к суставам как будто намагниченные, и
приходилось прилагать усилия для того, чтобы отделять их от
корпуса. Слабость и головокружение, отступившие было под натиском
ярости, вернулись, делая тело вялым и непослушным. Кое-как выдрав
одну из бедренных костей, человек понял, что вряд ли сумеет
проделать то же самое со второй. Он взвесил бедренную кость в руке,
посмотрел на остатки скелета и принялся бить по ребрам, используя
берцовую кость как дубину. Хотя ребра ломались легко, это занятие
быстро лишило его остатков сил. Он устало опустился на землю,
затравленно глядя на искореженные останки. Скелет не шевелился.
Больше всего человеку в этот момент хотелось вымыть руки, которыми
он трогал мертвеца, с мылом, с жесткой щеткой, может быть даже
содрать с них кожу – иррациональный страх, что неживое могло его
заразить чем-то неестественным, что бессмысленное, безумное зло,
которое придало видимость жизни трупу, может теперь перекинуться на
него – этот страх вцепился в человека и терзал его изнутри.
Но, не смотря на страх, он не хотел расставаться с бедренной
костью, выдранной из мертвеца, которую только что использовал в
качестве оружия. Это было еще одно иррациональное ощущение – такое
же, как в случае черепа грызуна или прута, обломанного о скелета.
По непонятным причинам обломанная в ходе драки кость начала вдруг
представлять для него ценность, словно была фамильной реликвией или
чем-то памятным и очень дорогим. Человек не мог понять причин этой
странной, противоестественной привязанности к совершенно случайным,
минуту назад ничего не значащим для него вещам.
6
С костью в руке, человек брел по поселку без какой-либо особой
цели.
«Все это не может быть правдой, – думал он. – Может быть, это…
«Матрица»? Или сон?» Эти мысли успокаивали, внося толику
определенности в окружающий мир.
«Но если это сон, почему он настолько реален?» – Подумал
человек. Его избирательная память, из которой начисто стерлись все
обстоятельства его жизни, все события и имена, услужливо подсунула
мысль об осознанных сновидениях – снах, более ярких и насыщенных,
чем обычные, достоверных настолько, что казались реальными, снах, в
которых спящий мог понять, что спит и изучить окружающий его сон
столь же пристально и методично, как и обычную реальность. Человек
почти уверил себя в том, что пребывает в осознанном сновидении, но
что-то грызло, томило его изнутри, не давая до конца принять эту
мысль, которая, казалось бы, так хорошо все объясняла. Потом он
вспомнил: время. Осознанные сны кратковременны. Кто-то говорил ему
об этом. А может быть, он практиковал их сам и исходил из своего
опыта? Ясные идеи и представлениястановились зыбкими и
неопределенными, как только человек начинал пытаться вспомнить
что-либо конкретное, любое событие или обстоятельство, связанное с
этими идеями. Вместо того, чтобы лучше понять себя и вспомнить,
наконец, хоть что-то, он начинал сомневаться уже и в самих идеях.
Сами его мысли, то, каким он воспринимал мир, какие идеи привлекал
для понимания того, что его окружало – все это могло быть мороком,
алогичной генерацией смыслов погруженного в безумие ума.
Собственное виденье и собственная способность размышлять ему самому
могли казаться целостными и неповрежденными, но были ли они
таковыми на самом деле? Любому сумасшедшему тот бред, который он
несет, кажется вполне связным и логичным. Как удостовериться, что
сумрачный мир, окружающий его, реален, а не представляет собой
сумерки сознания, и бродящая по этому миру нежить существует на
самом деле, а не является проекциями вытесненных в подсознание
страхов? Может быть, для того, чтобы проснуться, он должен умереть
здесь?.. Что-то противоестественно-притягательное было в этой
мысли. Человек отбросил ее, вернулся к ней, снова отбросил и снова
вернулся, покрутил так и сяк и с немалым внутренним усилием сумел
отодвинуть в сторону мысли о самоубийстве. Нет, он не готов так
рисковать и не будет совершать суицид только для того, чтобы
проверить одну из возможных версий.