Маленький зверек, прятавшийся за сундуками, сверкал черными
бусинами глаз. Девочка-то удрала, а Клык проспал. Не попасться бы
теперь самому в руки этому безумцу.
Компания у костра услышала звериный рев из фургона и, насколько
возможно, резво рванула на подмогу. Генрис тоже подбежал. Все вдруг
вспомнили, зачем они здесь. И даже протрезвели, осознав, что с ними
будет, если золото исчезло.
- Что там?! Золото на месте?! Мышь повесилась?! - доносилось из
десяток глоток одновременно.
Бледный Матис показался в проеме, он шумно и тяжело дышал.
Момент озверения прошел, мужчина был слишком пъян, чтобы
перекинуться. Наступила пора осознания собственной глупости.
- Сбежала, - воин виновато, как ученик, получивший плохую
отметку, понурил голову.
Генрис вышел вперед, оттолкнул Матиса в сторону и сам залез в
фургон. Не осмелилась бы Мышь сбежать, кишка тонка. Она не могла не
понимать, что ее везде достанут. Если не они, то Ханнес или уже
сами берсерки. Ада не принадлежала себе, в конце концов! Она
контрибуция, такая же, как это золото в сундуках.
Но только золото никто не мог использовать в свое удовольствие,
а потом заявить, что так и было. Генрис чертыхнулся вслух. Поднял с
сундука Адину сумку и потряс ее.
- Ее вещи остались здесь. Она вернется.
- Да она испугалась просто и сидит где-нибудь, прячется. Придет
утром, ей все равно некуда бежать. - Ральф не растерял уверенности
в себе. - У нее не хватит смелости бросить открытый вызов Ханнесу,
а побег значил бы именно это.
- Ты прав, - Генрис спрыгнул на землю и недовольно оглядел своих
воинов. - Но впредь никаких попоек! На этот раз повезло, к тому же
мы еще на своих землях. Чем дальше, тем будет опаснее.
- А с девчонкой что? - подал голос угрюмый и разочарованный,
настроившийся на ночь развлечений, а получивший фигу без масла
оборотень.
- Да что с ней будет? Явится утром наша Мышь ненаглядная, -
Генрису, если честно, было уже все равно. - А если нет, то Ханнес
использует силу главы. Девчонка не может не знать об этом.
Оборотни расходились позевывая, не забыв, однако, выставить у
фургона караул из самых трезвых. Как бы пьяны и расслаблены они ни
были, но своих ошибок повторять не намеревались.
Матис стоял, облокотившись о повозку и злился. Вино, гулявшее в
крови, усиливало злобу и жажду реванша.