Это было… тоже больно.
Впрочем, душевная боль неплохо уживалась с физической. А после
новой операции ходить стало легче…
Глава 3
…стук в дверь прервал полусон, в который Анна погрузилась. И она
с неудовольствием отметила, что времени прошло изрядно, но боль не
утихла.
До осени бы дотянуть, и тогда…
…с каждым разом тьма восстанавливалась все быстрее, а лекарства
почти не помогали. И мастер Смерти больше не шутил, а Анна… Анна
знала, что осталось не так уж много. Ей уже не страшно.
Да, было время, когда она мучилась, осознавая, что время
идет.
Секунда.
И еще одна.
Ее раздражали часы, что махонькие, инкрустированные сапфирами –
подарок Никанора, что огромные, оставшиеся в доме от прежней
хозяйки. И те, и другие были равнодушны к горю Анны и отсчитывали
минуту за минутой.
Она плакала.
Много.
И даже заглянула как-то в храм, но не нашла там ни успокоения,
ни надежды. Напротив, разом вдруг всколыхнулись полузабытые детские
воспоминания, ее замутило от запаха благовоний, тесноты и темноты.
И показалось вдруг, что Люцифер улыбаются.
Издевательски.
Кого ты желаешь обмануть, Анна?
Никого.
Она долго стояла перед той иконой, которая была больше похожа на
картину, а потому низвергнутый и прощенный сын Господа, одаривший
людей, что светом, что тьмой, выглядел до неприличности живым.
Настоящим. В сомкнутых ладонях его пряталось нечто весьма важное, и
Анна боролась с собой и желанием подняться на цыпочки, заглянуть,
осознавая, что желание это нелепо, и разглядеть у нее Дары не
выйдет.
- Свечку поставить желаете? – поинтересовалась служительница,
широко крестясь. – Есть и за здравие, и за упокой. Подешевше, а
есть и поприличней…
Эти слова и вид женщины с коробом, где, разделенные тонкой
папиросной бумагой, лежали свечи, разрушил волшебство. Но свечу
Анна поставила, не столько веря, что молитва поможет – не искренняя
не поможет – сколько потому, что стало ей неудобно.
С Анной такое случалось.
Стук повторился. Странно. Соседи привыкли, что Анна редко
отворяет дверь. И прежде дружелюбные – за этим дружелюбием ей вновь
же виделось праздное любопытство, сделались равнодушны. Это ее
вполне устраивало.
- Есть кто дома? – раздался детский звонкий голос.
И Анна ответила:
- Есть.
И тут же себя укорила: следовало бы промолчать, и тогда
мальчишка – откуда здесь мальчишка? – решил бы, что дом пуст. Он бы
ушел, и Анне не пришлось бы подниматься.