- Попробуй сосать через трубочку, детка. Не
велено ворочать тебя. Лежи смирно, ты в безопасности. Если
понимаешь и слышишь меня, глаза прикрой. Хорошо, давай пить
теперь.
Она была рядом почти всегда, когда я
просыпалась. Давала пить, смачивала губы, мазала их чем-то, умывала
лицо, выносила за мной, обтирала. Я не чувствовала неловкости,
понимая, что мною не брезгуют, относятся с сочувствием и
состраданием. Будто приняли за свою родню. Это была семья Луки и
получается, что его кровь роднила нас или как?
Через пару дней, набравшись немного сил и
осмелев, я хрипло спросила женщину: - Вы, наверное, Мышка?
Она схватилась за сердце: - Детка…?
- Мышка … любая?
- Откуда ты… говори, девочка, говори. Яроня,
сюда поди! – вскрикнула она.
- Лука… он живой? – с надеждой спросила
я.
В поле зрения появился могучий молодой
парень. Он сурово взлохматил черные с прозеленью волосы и ответил,
зыркнув на мать:
- Погиб батя. А почему ты спрашиваешь?
Мышка сидела, прикрыв рукой рот и ее глаза
потихоньку наполнялись слезами. Вот одна слезинка упала с длинной
ресницы на щеку, быстро пробежала вниз, за ней другая…
- Я тогда с ним была… в доме, муж меня к
лешему послал, - заторопилась я, - я расскажу. Он спас меня тогда,
кровью поделился и в подземный ход выгнал. Его стрелой в грудь
убили. Он сказал, что заговоренная… Я вытаскивала её.
- Помолчи пока, - тяжело сглотнул парень, -
тяжело тебе… потом расскажешь. Отдохни, сестренка, доктор покой
тебе велел…
И всхлип женщины рядом: - Доченька,
солнышко… Дал Лес, пожалел сокола моего...
И рыдания… безутешные, тяжкие. Это уже по
нему, по Луке. Растревожила я опять все, что еще болело, не прошло
и не забылось. Стало понятно, что из-за крови Луки во мне парень
считает меня сестрой, как это ни странно. Но для нее-то я не
кровная родня, почему же такое отношение, почему – доченька? Но
выяснять тогда что-то еще не было сил. Я послушно замолчала и
уснула.
Постепенно стала потихоньку вставать.
Проходила и садилась в горнице. Дом был не тот, в котором я
встретилась с Лукой. И будто меньше по ощущениям – хотя тот я весь
и не успела изучить. Но этот был совсем новым и еще пах свежей
сосной, новые бревна желтели гладкими боками. Огромная русская
печь, свежевыбеленная, со скупо вырисованными узорами у пола,
занимала почти пятую часть помещения.