– Меня? Но при чем здесь я?
– Было необходимо… Я хотел, чтобы кто‑нибудь увидел
картину. Это очень важно, чтобы её увидели. И еще… это, конечно,
малодушие, но я… побоялся умирать в одиночестве.
Потянувшись, я взяла его за руку. Ладонь была холодная и легкая.
Как бумага.
– Ты потратил свою жизнь на то, что просуществует всего
один день. Ты же знаешь…
– Она исчезнет вместе с моей смертью, – он вновь
открыл глаза и я вздрогнула. То же самое выражение, то же отчаяние,
было в глазах зверя. – Но я не мог по‑другому. Очень важно,
чтобы её увидели.
– А зверь с железными клыками? Он ведь тоже твой?
Зачем?
– Прости. Не смог удержаться. Считай, что он охранял
сокровище… Надеюсь, ты с ним справилась?
Беда с этими Запыленными. Даже на пороге смерти они верят в
сказки.
– Да.
Он долго молчал, а потом сказал:
– Красота. Осталось так мало красоты…
Я не поняла, что он имел в виду, и сказала первое, что пришло в
голову.
– Ну, не так уж и мало. Есть небо и солнце, и облака, и
дождь. И деревья, и цветы… Мир очень, очень красивый. Просто надо
уметь видеть.
– Уметь… видеть.
В его ладони, бессильно лежащей на полу, появился цветок.
Ярко‑красный, с шелковистыми лепестками и черной серединкой.
– Возьми, – сказал он. – На память.
Я осторожно обхватила твердый гладкий стебель, поднесла цветок к
лицу… Он пах солнцем и травой, и немножко медом. Через мгновение в
воздухе закружили яркие искры, и мак рассыпался.
Мужчина теперь лежал совершенно неподвижно.
– Ну, вот и всё, – тихо сказала я и, протянув руку,
закрыла ему глаза.
Жалко. Жалко, что больше никто не увидит картины. Жалко, что
нельзя теперь найти единорога и загадать желание. Жалко, что магия
– это всего лишь мираж, несбыточная мечта.
… Жаль, что не получилось помочь Бабуле.
Глава 3
Иван
Внутри было непривычно тихо. Не сновали по коридорам служащие с
папками, не дребезжали, перебивая друг друга, телефоны, никто не
бряцал победительно оружием и не ругался матом.
Будто мы вошли не в Агентство по борьбе за безопасность
аномалий, а в сонный, доживающий последние дни, трактир. В затхлом
прокуренном фойе жужжали мухи, а у стены, рядом с казенного вида
дерматиновым диваном, дрых громадный пес. Когда мы проходили мимо,
он, приоткрыв один глаз, негромко что‑то буркнул, а потом
равнодушно отвернул брылястую морду к стене.