Мы с Мариной переглянулись и
рассмеялись. Я так и смеялся, поднимаясь на ноги и почёсывая
ушибленный затылок. Смех — штука заразительная. Вслед за нами
рассмеялся Рауль, который выпустил из рук пришедшего в себя сына и
сейчас разматывал повязку на его груди.
Только теперь я обратил внимание на
остальных присутствующих, которые оставались возле дверей. Все они,
включая и Лизу, стояли на коленях и истово крестились, глядя на
меня. На лице монашки, присматривавшей за раненым стражником был
явственно виден страх, и я тут же притушил его. Делать здесь было
больше нечего, и мы с Мариной переглянулись. Она кивнула, и мы
дружно направились к выходу. По пути кивнув Марии и сказав ей, что
нам нужно поговорить, мы вышли наружу.
— Послушай, Мария, — начал я,
обращаясь к ней, — я готов выполнить своё обещание, но матушка
настоятельница считает, что твоё занятие живописью было бы
несовместимо с монастырской жизнью. Я предложил ей забрать тебя к
себе на остров, где ты могла бы начать учиться писать, а потом,
когда ты хорошо овладеешь этой премудростью, предоставлю тебе
выбор: либо дам тебе денег на покупку дома в том городе, где
остались твои родители, либо ты вернёшься в монастырь. Ты сама
должна будешь решить, какую дорогу выбрать. Я пробуду здесь до того
времени, когда королева решит, что пора возвращаться во дворец.
Подумай и скажи мне о своём решении...
Девушка склонилась в глубоком
поклоне, поймала мою руку и почтительно поцеловала. Выпрямившись,
она посмотрела в мои глаза и решительно сказала:
— Я уже приняла решение! Я хочу
попробовать то новое, что вы мне предложили! Я согласна!
Марина улыбалась, глядя на
неё...
***
Потом настала ночь, и я посетил
келью матери настоятельницы. Она сама попросила меня об этом, когда
мы договоривались, на сколько лет я должен сократить её возраст.
Когда почтенная женщина ложилась в свою узкую постель, ей было 64
года. Она отказалась стать снова тридцатилетней, сказав, что её
авторитет среди обитательниц монастыря основывается в том числе и
на её возрасте.
В итоге мы сошлись на том, что она
завтра вновь станет сорокалетней. Моё присутствие на следующий день
служило определённой гарантией того, что обитательницы монастыря
признают за ней право и дальше руководить ими. Я усыпил
настоятельницу, положив руку на её лоб, и настроил центр жизни на
новый возраст. После этого я поднялся с её постели, потянулся и
вышел из кельи.