Старый скупердяй решил зажулить мою полушку! Вручив мне грош, он
объявил, что, во-первых, я должен был заранее предупредить его о
своём уходе, а во-вторых, я, мол, месяц назад приступил к работе на
час позже обычного. Раньше он не говорил мне об этом в надежде на
долгое и плодотворное сотрудничество, но больше молчать не может.
Так что полушку я не заработал. Я, конечно, разозлился и между нами
завязался горячий спор.
Он согласился со мной, что полушку я «почти» заработал,
но поскольку денег меньше полушки не бывает, то он и не может
рассчитаться со мной по справедливости. Отдавать целую полушку
он не готов, потому что это, мол, мотовство, которое «опчество» ему
не простит! Вот ведь скупердяй чёртов! Но не на таковского он
нарвался!
Я согласился с его аргументами, отчего морщинистая рожа этого
мужика на мгновение разгладилась, но тут же добавил, что он может
рассчитаться со мною хлебом или салом по принятым в деревне
расценкам.
Он тут же помрачнел и предложил мне для расчёта ведро молока. От
молока я отказался, мотивируя тем, что у меня нет собственного
ведра. Когда он стал настаивать, я для виду согласился, но тут же
добавил, что могу взять и молоком, но только вместе с ведром. В
ответ он предложил полтора ведра, но в свою посуду. Я указал ему на
абсурдность его предложения и он, тяжело вздохнув, вынужден был со
мною согласиться.
В итоге я бодро шагал к калитке, имея в сумке изрядный шмат сала
стоимостью примерно в три четверти полушки и три бесплатные большие
луковицы! Хороший запасец в дорогу! Впрочем, и староста остался не
внакладе. На сале он неплохо заработал. Кусок мог бы быть и
потолще!
Шагнув через порог калитки, я поднял глаза и от неожиданности
отпрыгнул в сторону. Перед воротами старосты собралась целая толпа
баб. Они молча смотрели на меня. Я оглянулся, посчитав, что они
ждут кого-то другого, но тут тётка Акулина, она стояла в переднем
ряду, вдруг упала на колени, протянула ко мне руки и
заголосила:
- Не погуби, батюшко! Пошто оставляешь нас?...
Я оторопел, но тут тихонько завыли и другие бабы. К ним
подключались новые, и в итоге через несколько секунд завыли все.
Они не просто выли! Они по-настоящему плакали! Настоящими слезами.
Никакого притворства!
От мощного потока эмоций, стеной идущего от всех этих
женщин, я сначала нервно рассмеялся, а потом против воли сам
всхлипнул. Они действительно все без исключения в эту минуту любили
меня. Ну вот что мне с этим делать? Я в отчаянии всплеснул руками,
шлёпнул ими себя по бёдрам и разревелся! Упав на колени, я сквозь
слёзы горько провыл: