— Вот видите, — сказал
банкир. — Так что в нашем банке вы можете
подписываться имперским именем или местным, но только
не забудьте поставить учетный номер. Собственной рукой. Это
как-то надежнее имен.
— Да, пожалуй, — согласился
Гайал.
За сим банкир и откланялся, а Гайал,
допивая кофе, открыл папку, надеясь наконец узнать имя компаньона и
имя, под которым теперь Гайала будут знать в Котловине. И право
слово, хорошо, что банкир ушел. Потому что у Гайала челюсть
отвисла, когда он прочитал, какое имя ему теперь предстоит
носить.
На афише ярко одетые девушки
задорно плясали, поднимая подолы юбок аж до коленок.
На самом деле на сцене девушки задирали юбки куда выше,
но на афише, вывешенной для всеобщего обозрения
на улице, закон не разрешал показывать женские ноги выше,
чем по колено.
На другой афише изображались три
молодых человека. Двое были в полосатых купальных костюмах
и дамских шляпках, третий, танцующий между ними, был
в женском платье, которое задирал чуть не до пояса.
Под платьем у него были клетчатые брюки,
а на голове — парик с локонами
и спортивная кепка.
Сюжет комедии, которая уже
не первую неделю с успехом шла в Музыкальном театре,
был прост и незатейлив: три друга влюбляются в трех
девиц, однако объясниться в любви не могут, потому что
девицы учатся в пансионе с весьма строгими правилами,
и никаких свиданий с мужчинами, пусть
и родственниками, им не дозволяется. Трех друзей это
не смутило, они переоделись в женские платья, проникли
в пансион и объяснились с избранницами после ряда
комических эпизодов. Ни на какие драматические глубины
действо не претендовало, это было незатейливое представление
с фривольными песенками и шуточками.
Майор Гиеди пришел в музыкальный
театр встретиться с Квилли.
Он пока не знал, как
к Квилли относиться. Предыдущий куратор шипел: «Эту тварь надо
держать под замком, в клетке, в строгом ошейнике
и цепях!» Бывшего куратора можно было понять: кулак Квилли
сломал ему нос и вышиб несколько зубов. Однако Гиеди
не был склонен считать Квилли злобным существом, опасным для
людей. До сих пор Квилли удавалось вполне мирно жить
с окружающими — со всеми, кроме кураторов
из ОТК. Собственно, именно поэтому Квилли до сих пор
и удавалось жить среди людей, а не пребывать
в строгой камере в изоляторе ОТК: агрессивность
просыпалась в Квилли только тогда, когда его в глаза
начинали обзывать опасным для людей.