И, уже злясь, начала перечислять все
подряд:
—
На первом этаже библиотека имеется – Алексей Иванович, прежний хозяин,
собирал. И танцевальная зала, и музыкальный салон. Видя, проснувшийся на
последней фразе интерес Даночки, она остановилась на музыкальном салоне
подробнее: - Там у нас рояль стоит немецкий, лакированный, гитара и два баяна.
А еще помост для спектаклей…
—
Здесь что же – и театр есть? – наконец-то изумилась Дана.
—
Нет… театр здесь имеется только в соседней губернии. Но в Тихоморск
каждый сезон оттуда приезжает театральная труппа и дает представления.
Дана, впрочем, оставила это замечание
без внимания. Спросила:
—
Ну, а вы, Лариса, чем любите заниматься? Книжки, наверное, читаете?
Лара смутилась:
—
Да. Я больше всего приключенческие романы люблю, про пиратов. Сейчас как
раз «Остров сокровищ» Стивенсона привезли. Но вы-то читали уж, наверное.
—
Читала. Но, право, чтению я предпочитаю театральные постановки.
—
Вот как? А еще я немного рисую. У вас необыкновенно красивое лицо – могу
написать ваш портрет, ежели хотите.
Лара не лукавила ничуть: к благородным
чертам Ордынцевых у Даны примешивалось что-то, что позволяло безошибочно
угадать в ней иноземку – лицо ее и впрямь было необыкновенным. Должно быть,
дело в этих янтарных глазах, самую малость раскосых, внешние уголки которых
стремились коснуться безукоризненно четких черных бровей. Что у Николая
Ордынцева, каменного Ворона, что у Даночкиного отца глаза были жгуче-карими,
почти черными – Дане же глаза, вероятно, достались от матери-француженки.
Новая подруга же в ответ на Ларино
предложение повела плечом:
—
Это было бы мило. Я тоже люблю живопись.
Обрадованная, что несносной Даночке
интересно хоть что-то из того, что она могла предложить, Лара подскочила и
бросилась искать свои альбомы с эскизами, коих в комнате имелось великое
множество.
Более всего Лара любила писать морские
пейзажи – по обыкновению акварельными красками. Масляными, на холстине, она тоже
работала, но реже: масло требовало много времени и много усидчивости, а
усидчивость – это не про Лару. Она любила выхватить суть и запечатлеть ее
быстро, в четверть часа. Сутками же выжидать, когда просохнет очередной слой…
она искренне не понимала, как у великих мастеров, вроде Айвазовского, хватает
на это терпения.