— Все хорошо, не нужно, — прохрипела в
ответ, обходя его и заглядывая в родные глаза, полные боли. — Это
не то, что ты подумал, мы просто немного... поссорились, но
потом... Бахти, он прилетел за мной и просил прощения, — я
прижалась к его груди, спрятав пылающее лицо. Как же мне хотелось
ему все рассказать, но папа в одном был прав — я должна повзрослеть
и начать думать своей головой. Он всегда заботился обо мне, и
сейчас самое малое, что я могу сделать для него, чтобы
отблагодарить — не создавать новых проблем.
Ладонь отца легла мне на голову,
осторожно проведя по волосам, а его губы коснулись макушки.
— Никогда мне фирма не будет дороже
твоего счастья, Саша, — прошептал он мне в волосы, — просто тебе
нужно придти ко мне и рассказать....
— Как трогательно, прямо слезы умиления
наворачиваются, — раздался за спиной насмешливый женский голос, и я
обернулась, чувствуя подступающее раздражение. Вот же! А говорила,
что не сможет приехать! — Вас все ищут, а вы тут сопливые мелодрамы
разводите. Тебя Бахтияр обыскался, — это уже мне лично, — с ума
сходит...
— До конца не сойдет, — буркнула в
ответ, отстраняясь от отца и разворачиваясь к зеркалу.
— И тебе здравствуй, Александра, —
пропела в ответ стройная блондинка в стильном платье от известного
бренда. Светлые локоны были закручены в изящную ракушку и украшены
красивой заколкой, усыпанной... ну, мне бы хотелось зло сказать,
что стразами, но, увы, маман предпочитала исключительно украшения с
драгоценными камнями, желательно бриллиантами. Платье тоже — только
известных брендов из лучших домов моды Европы, как и обувь. Все в
образе Виктории Сокольской просто «кричало» о роскоши и
достатке.
— Вика, здравствуй. Рад, что ты смогла
приехать на помолвку дочери, — спокойно проговорил отец,
приближаясь к жене и осторожно целуя ее в щеку. Она в ответ только
чуть сморщила носик, но старательно изобразила поцелуй возле его
щеки. — Решил сказать напутственное слово дочери...
— Ой, оставь эту патетику, Сокольский, —
скривилась мама, бросая на меня насмешливый взгляд. — Ты уже все
давно решил, и она, как послушная овца... ой, прости, детка, —
усмехнулась Виктория, посмотрев на мое разгневанное лицо, — как
послушная дочь согласилась с этим...
— Вика!
— Что? — невинно хлопнула она глазками,
а я невольно поморщилась — просто она переигрывала, и выглядело
это, мягко говоря, странно. — Ну, что «Вика»? Она хоть счастлива,
твоя дочь? — ее губы, накрашенные темно-бордовой помадой — цвета
дорогого вина, как любит называть это Кристина — растянулись в злой
усмешке. Мамуля никогда не обременяла себя заботами о том, как
чувствует себя человек, когда о нем говорят в третьем лице.