Войны же Евдокия не боится.
У нее вот револьвер есть.
- Погоди, - она не позволила Себастьяну уйти. – Богуслава… с ней
что-то неладно.
Помрачнел.
- Я не могу сказать, что именно, но… рядом с нею плохо. И
мигрень начинается. И ее слушают… я не уверена, что это
чародейство… и быть может, злословлю, но она говорила о приюте,
и…
Евдокия замолчала, не умея объяснить собственное смутное
беспокойство.
- Приют проверяли трижды, - вынужден был признать Себастьян. –
Ничего. Там все чисто и благостно, как на свежем погосте. То есть,
никаких правонарушений. Есть девицы. Есть наставницы. Сидят,
крестиком скатерочки вышивают, рубахи сиротам чинят, молятся
хором…
- А те, которые… уехали?
Себастьян развел руками:
- Проверяли по спискам… отсюда уехали, а там, куда уезжали, то и
прибыли. Евдокия, я ж тоже не дурак, мыслю. И не нравится мне ни
она, ни приют ее. Но повода, такого, чтоб настоящий, закрыть это
богоугодное заведение, я не имею. Я беседовал с девицами, сам, по
своей инициативе, так сказать… все в голос ее славят. Этак, впору и
поверить, что на нее и вправду милость Богов снизошла.
- Но ты не веришь?
- Как и ты?
- Так заметно?
- Теперь – да… и пускай будет. Тебе не обязательно дружить с
Богуславой. Более того, скажу так, этаких друзей поболее, нежели
врагов, опасаться надобно. В лицо будут улыбаться, в спину нож
воткнут, а после скажут, что так оно и было…
Об этих словах Себастьяна Евдокия вспомнит позже, когда
столкнется с Богуславой в холле старого особняка. Та будет одна,
без свиты из княжон Вевельских, но и одиночество ей пойдет.
Евдокия поразиться тому, сколь чудесно вписывается Богуслава
Вевельская в интерьеры старого дома. И песцовый палантин на плечах
ее будет донельзя походить на княжескую мантию, а диадема в рыжих
волосах – на венец…
И князья с родовых портретов будут взирать на Богуславу весьма
благосклонно.
- Вижу, прогулка удалась, - скажет она низким голосом, в котором
Евдокии послышится рычание.
Эхо.
Всего-то эхо, рожденное пустотой.
В старом особняке ныне множество пустот, и звуков он рождает
тоже немало.
- Вы так стремительно исчезли… - Богуслава коснется губ
сложенным веером. – И так долго отсутствовали… мы, признаться, даже
начали беспокоиться.
- Не следовало.
Богуслава не услышала.
Она улыбалась собственным мыслям, в которые Евдокия не
отказалась бы заглянуть, хотя и подозревала, что ничего-то для себя
лестного в них не увидит.