Нет, шпицы всяк людей милее.
- Вы и представить, верно, не способны, каково это, когда сердце
оживает, трепещет… - панна Акулина уже не говорила, пела, во весь
голос при том, а голос оный некогда заставлял дребезжать
хрустальную люстру в Королевском театре. Стоило ли ждать, что
выдержит его мощь крохотная гостиная?
Зазвенели стаканы.
Гавриил зашипел, а палач лишь хмыкнул:
- Эк верещит… нет, ее притопить надобно… было прежде так
заведено, что, ежели на которую бабу донесут, будто бы оная баба
колдовством черным балуется, то и приводят ее к градоправителю аль
к цеховому старшине на беседу… а он уже смотрит, решает, колдовка
аль нет. Ежели не понятно с первого-то погляду, тогда и приказывает
вести к железному стулу…
- Какому? – Гавриил отвлекся от созерцания панны Гуровой,
которая глядела на вокальные экзерсисы давней соперницы с
презрением, с отвращением даже.
И было на ее лице нечто этакое, нечеловеческого толку.
- Железному, - охотно повторил старичок. – В старые времена в
кажном приличном городе стоял, что столб позорный, что стул у реки,
ну или на худой конец, у колодца. К нему и строптивых жен
привязывали, во усмирение, и склочниц, и торговок, ежели в обмане
уличали… пользительная вещь. Макнешь бабу разок-другой, она и
притихнет. Колдовок-то надолго притапливали, чтоб весь дух вышел. А
после вытаскивали. Ежели еле-еле живая, то ничего… отпускали,
значится, мало в ней силы. А вот когда баба опосля этакого купания
бодра да верещит дурным голосом, тогда-то…
Он замолчал, прищурился и на лице его появилось выражение
задумчивое, мечтательное даже. Признаться, Гавриилу не по себе
стало, потому как живо представил он, как многоуважаемый пан
Жигимонт в мыслях казнь совершает, и отнюдь не одной громогласной
панны Ангелины.
- Прежде все-то было по уму, а в нынешние-то времена… - пан
Жигимонт покачал головой и языком поцокал, показывая, сколь
нынешние времена ему не по вкусу. – Судейских развелось, что
кобелей на собачьей свадьбе… судятся-рядятся, а порядку нету…
- Опять вы о своем? – панна Каролина вплыла в комнату. Была она
не одна, но с супругом, и Гавриил вновь поразился тому, до чего
нелепо, несообразно глядится эта пара. – Ах, пан Жигимонт, вы меня
поражаете своим упорством…
Ее окружало облако духов, запах их пряный, пожалуй, излишне
резкий щекотал нос, и Гавриил не выдержал, расчихался.