— У всех есть сила. У кого-то ее
больше, у кого-то меньше. У многих ее практически нет. Самые ценные
— лекари; например, Валери врачует руками.
— У меня мама врач, — зачем-то
сказала я. Сердце защемило при мысли о том, как мама переживает
из-за нашей пропажи.
Макс с интересом посмотрел на
меня.
— Тоже целитель?
— Нет. Она хирург. Лечит скальпелем и
нитками.
— Нитками? Портниха?
— Нет! — Я засмеялась. — Но она тоже
шьет. Понимаешь, в моем мире нет таких сил, как в твоем, и когда
болезнь внутри, она... эм-м... Мама делает надрез там, где ближе
всего к болезни, убирает её и зашивает.
Теперь он удивлённо смотрел на
меня.
— Она жестока, раз может причинить
столько боли. Должно быть, все боятся твоей мамы.
— Мама не жестока. И у нас есть
наркоз или другая анестезия.
Лина пришла с широченной улыбкой.
— Вот, — сказала она, протягивая нам
рюкзак. Он был полон ледяных ягод, похожих на нашу малину.
— Откуда?
— Там, чуть дальше, нашла. — Она аж
светилась от радости.
— Там были только ягоды? — спросил
Макс, искоса глядя на нее.
— Не хочешь — не ешь, — отчего-то
надулась сестричка, услышав его вопрос.
— Очень хочу, — улыбнулся он ей. —
Подожди.
Он набрал горсть малины и раскрыл
ладонь перед нами. Ягоды начали оттаивать. То, как они, согреваясь,
изменяли свою форму, завораживало, особенно потому, что мы
проголодались. Он их грел, а мы уминали их прямо с его руки. В
желудке стало приятнее, особенно после того, как я запила все почти
горячей водой.
— Спасибо.
— Вкусно?
— Угу.
— Нам надо спешить.
— А когда мы дойдем? И куда мы
идем?
Макс показал рукой. Впереди все было
белым-бело от снега.
— Там граница снежного леса. Дальше,
если обойти его ниже по склону, мы выйдем на тропу, ту, на которой
встретились, только ниже. Если подняться по ней, найдем место,
откуда вы пришли в наш мир.
Мне стало жутко. Меня пугал вопрос о
том месте, о текучей белой жиже и окаменевших людях. Макс смотрел,
словно ждал следующего вопроса.
— Я не хочу туда, мне там страшно, —
ответила за меня Лина. Моя обычно любопытная и болтливая сестричка
в последнее время была тихой и молчаливой. Поначалу я относила это
к тому, что, передвигаясь на такой скорости, тяжело говорить, но
сейчас забеспокоилась. Мы свыклись с новым местом, а все события
происходили чересчур быстро, не давая возможности опомниться и тем
более поговорить. Какой же я была невнимательной и поспешной в
своих выводах, если не подумала о том, как должно быть страшно
Лине! Мне стало стыдно перед ней. Я пододвинулась ближе и обняла
сестру.