- Я уже тут, - Себастьян испытал преогромное желание треснуть
пана Мимирова зонтом.
Останавливало лишь то, что зонтом до смерти не прибьешь, а надо
бы, чтоб без шансу… оглянувшись на дежурного, взгляд которого
привычно остекленел – значит, ждал пан Мимиров долго – Себастьян
подавил и желание, и вздох.
- Здесь! Но не там, - пан Мимиров указал пальцем на потолок.
А вот его бы побелить не мешало. И вообще в порядок привести,
ибо поползли по потолку серые пятна сырости, штукатурка набрякла. В
прошлым-то годе кусок ее на самую макушку пана Мимирова плюхнулся…
ох и крику-то было.
Сначала крику.
После кляуз.
Объяснений… экспертиз, которые подтверждали, что Себастьян не
злоумышлял убийства путем обрушения штукатурки на жизненно важный
орган человека. Судебное заседание, вновь же. И преисполненный
тихого смирения взгляд судии, который, вынеся решение вполне
законное и разумное, вызвал на свою персону новый поток кляуз.
- На небеса мне еще рано, - пробормотал Себастьян.
- Все шутить изволите? – с того заседания пан Мимиров не то,
чтобы подобрел, скорее осознал, что в кои-то веки воевода
местечковый суду не боится, а потому решил измором брать, не иначе.
– Вам еще до кабинета дойти надобно. Переоблачиться…
Он загибал пальчики, семеня за Себастьяном, перечисляя все те
мелкие дела, на которые Себастьян потратит свое, честными
налогоплательщиками оплаченное, время…
Раздражение росло.
А лицезрение добропорядочной горожанки панны Гуржаковой с
дочерью, коию оная панна придерживала за локоток, не
поспособствовало возвращению спокойствия.
- Себастьянушка, доброго утречка, - пропела панна Гуржакова на
редкость сладким голосочком. Дочка ее, потупивши очи, пробормотала
не то приветствие, не то проклятие.
Сегодня она выглядела особенно заморенной.
- Доброго… ко мне?
- И чего это к вам в служебное, заметьте, время девицы всякие
являются? – брюзгливо поинтересовался Мимиров, окидывая панну
Гуржакову настороженным взором. Впрочем, та, если кого и боялась,
то точно не Мимирова.
- А что, нельзя? – поинтересовалась она, и в медвяном ее
голосочке проскользнули опасные скрипучие ноты.
Отчет… отчет, еще недавно представлявшийся занятием
найскучнейшим, вдруг обрел некую тайную привлекательность. А что,
тихие бумаги, сиди, перекладывай, пересчитывай количество краж,
разделяючи на карманные и квартирные… ограбления же… убийства,
которые случались-таки, но большею частью по пьяному куражу…