- Так… - Понятковский поправил очочки и, послюнявив палец,
провел по бровям, возвращая им прежнюю ухоженность. – Гробы же… но
качества преотвратного. Хотя… все равно их берут.
Это он произнес с немалым неодобрением.
- Думают, что если из Познаньска, то лучше наших. А наши гробы,
чтоб вы знали, самые лучшие во всем Хольме…
Глава 2. В которой охота на жениха
идет не по плану
Не всякий гранит науки одинаково
полезен для желудка.
Размышления некоего
студиозуса.
Панна Гуржакова разглядывала жениха через лорнет. Не то, чтобы
со зрением у нее проблемы были, отнюдь, но по собственной
убежденности лорнет придавал ей солидности.
- Вы прелестны, - промолвил жених, прикладываясь к ручке
Гражины. И та зарделась, что маков цвет, пролепетала нечто
неразборчивое, но ручку, что характерно, не забрала.
Хороший признак.
Панна Гуржакова отвернулась, скрывая торжествующую улыбку.
Получилось! А ведь дочь, вот упертое создание, в кого только пошла?
– наотрез отказывалась знакомиться со сродственником панны
Белялинской. Заявила, мол, сама себе найдет жениха.
- Милые дети, правда? – ласково поинтересовалась панна
Белялинска, поправляючи складочки нового платья из алого бархату. И
надо сказать, пусть и яркий колер был – сама панна Гуржакова в
жизни б не решилась одеть такой – но платье старой подруге шло
несказанно.
Да и сама она… помолодела будто бы.
Посветлела.
- Они будто созданы друг для друга, - пропела панна Белялинска и
смахнула накатившую на глаза слезу батистовым платочком.
С монограммою.
- Да, Гражинке он глянулся, - степенно ответила панна Гуржакова,
- но не след торопить события…
По личику панны Белялинской скользнула тень. И на мгновенье
показалось, что личико это, набеленое, напудренное, уродливо.
- А разве кто торопит? Впрочем, дело, конечно, ваше, но…
сговориться следует, потому как уедет он и что тогда?
- Куда уедет? – тревога кольнула материнское сердце.
Как это уедет?
Зачем?
- Так ведь он в столице живет, - развела руками панна
Белялинска. – И к нам погостить прибыл. На пару недель, а потом
дела… сами понимаете, хозяйство без присмотра оставить никак
неможно. Мигом все разворуют.
Этот аргумент был панне Гуржаковой более чем понятен. Оно и
вправду, чуть ослабь руку хозяйскую, отверни глаз и люд
подневольный сразу же расслабляется. А при расслаблении лезут ему в
голову мысли всякого зловредного свойства.