Да, так уж вышло… и Шина была не первой его женой.
Она схоронила супруга и сделала это так, что никто из соседей не
упрекнул бы ее в скупости.
…а спустя неделю появились его сыновья.
Они и прежде наведывались. Редко. И всякий раз случались ссоры,
ибо были сыновья вовсе не такими, какими желал их видеть старый
Мицу. Ссоры эти печалили Шину, но разве смела она давать мужу
советы? И ныне приняла пасынков, как и полагается, приветливо. Да и
дело ли… ей ли лавку держать?
Где это видано, чтобы женщина сама дела вела?
Нет, она многое знала.
Многое умела.
Но…
…это неправильно.
- Сперва эти паскудники вели себя тихо, - Шину сидела на
циновке, подогнувши ноги, и пила чай неспешно. Движения ее были
плавны, и пусть не обучена она была тонкостям чайной церемонии, как
и вовсе застольному этикету, держалась она легко и непринужденно. –
А после началось… сперва пропали деньги, которыми надо было за
товар рассчитаться, и сам товар… и вещи… или вот еще…
Она говорила неспешно и в низком урчащем голосе ее Иоко не могла
уловить и тени обиды.
Просто история.
Одна из тех, о которых интересно слушать, когда случаются они не
с тобой.
- Фарфор ушел… старшенький-то опиумом балуется… а второй –
играет, все мнит удачу найти… и все спускает… я пыталась говорить,
так этот, простите боги, заморыш взялся меня плеткой учить. Я и
прошлась по плечам его… жаловаться побежал. Благо, стража меня
знает, так он и на них… и выходит…
…нехорошо выходит.
Нет у нее прав на наследство.
Иоко жаль эту некрасивую и не слишком молодую женщину, которая
казалась удивленной, будто не понимала, как подобное вообще
произошло с нею, воистину достойной дочерью своих родителей.
- Я и подумала, что пусть их… боги-то видят, как оно… взяла, что
мое по праву…
Жар.
Пар поднимается над бочкой.
И я в теле Иоко вздыхаю, а девочка льет на плечи горячую воду.
Она расчесывает волосы, нанеся на гребень твердое масло. И гребень
скользит по черным прядям.
У меня никогда не было длинных волос.
Даже в детстве.
И мама, и тетки пребывали в какой-то непонятной уверенности, что
волосы сделают меня обыкновенной. У всех ведь косы, а у меня –
стрижка…
…к стрижке я привыкла.
Юкико.
Дитя снега.
И вправду дитя, которой едва исполнилось шестнадцать.
Ее привезла мать, женщина, чье белое лицо, искаженное гневом,
походило на маску театра обо. Черные пятна бровей. Черные зубы.
Черные волосы. И аккуратный красный кружок губ. Голос ее, шипящий и
низкий, принес в дом Иоко скрытую ярость.