— Ишь ты, какой Федул! Слова ему не скажи…
На язвительный женский голос накладывался другой, более низкий и
мягкий.
— Ох, и поганый у тебя, Машка, язык! Ну, лежал себе человек, ну,
смеялся. Тебе-то что за печаль? Это ж тот самый хлопчик, что с
Катериной Пимовной ехал на бричке…
— А что я такого сказала?!
Дабы доподлинно вычислить тёщу, нужно было всего ничего:
обернуться и глянуть на ту, которая сейчас говорит. Имя-то помню.
Никогда б не подумал, что тихая, благообразная Мария Сергеевна в
молодости была такой языкатой.
И я обернулся. Не из праздного любопытства. Просто хотел
приколоться, убить этих тёток невинным вопросом: «Вы часом, не
родом с Бенка?» Представляю, как бы их покорёжило! Мало того что
угадал, а ещё и назвал Беноково на тамошнем местном жаргоне. Не
иначе такой же ведун, как бабушка Катя.
Оглянулся короче, а они, бедолаги, такие задроченные! В гроб
краше кладут. На лицах потёки, платьица со спины хоть отжимай. В
речке, наверно, хотели ополоснуться, тут я со своим «ха-ха». В
общем, не повернулся язык. Но зато опознал тёщу. У неё через весь
лоб грязная полоса.
Тем временем, молодухи взяли меня в работу:
— Ты Лёша? — спросила одна.
— Сын Катерины Пимовны? — уточнила вопрос другая.
Странные существа эти близнецы. Если молчат, то обе, а говорят
дуплетом, но вразнобой.
— Меня Сашкой зовут, — пробурчал я не очень приветливо. — А
бабушка Катя наша соседка.
Судя по изменившимся лицам, тётки были разочарованы.
— А что за соседи? Ты чей? — спросили из вежливости.
— Деда Дронова внук.
Я специально сказал Дронов, а не Дранёв. Мария Сергеевна
когда-то его вспомнила по довоенной фамилии. Но не сейчас.
— Дронов, Дронов… нет, не знаем такого.
На нет и суда нет. Я влез на велосипед и ретировался. Не буду
мешать. Пусть тётки спокойно ополоснутся.
Склон первой горы был до трети засеян свеклой. Дорога здесь не
настолько крута, как по пути в Ерёминскую. Лет через восемь
проляжет по ней асфальтовое шоссе до трассы Ростов — Баку. Его я
впервые увижу сквозь автобусное окно, возвращаясь из Питера в
последипломный отпуск. Размытый сельский пейзаж. Какие же он
обретёт краски, когда по черному полотну протянутся до горизонта
контрастные полосы дорожной разметки!
За полевыми цветами можно было не забираться столь далеко. Ведь
это сорняк, который растёт везде. Выгляни за калитку, а вдоль
забора белые колокольчики. Возле железного бака запросто можно
набрать диких ромашек. У насыпи железной дороги радуют глаз пятна
чертополоха. Цветы, листья и стебли у него до того колючие, что
голыми руками не взять. Только в брезентовых рукавицах. Но если не
полениться, повыдёргивать из соцветия многочисленные шипы, а потом
коснуться щеки тёмно-малиновым венчиком, самый толстокожий поймёт,
что это и есть нежность. Да что там около дома! Прямо сейчас,
сверни на любую обочину. Там на квадратном метре можно букет
собрать. Если срывать без разбора: дербенник, сурепку, пижму,
куриную слепоту… Что только у нас ни цветёт, что ни радует глаз в
середине июня! Воздух гудит от пчёл и шмелей. Но мне нужно ещё
дальше, где на выпасах, по склонам второй горы, растёт оранжевый
мак.