Нет под небом невесты краше.
Богаче.
Знатней.
И ждут Золотые рода, когда же решит Ерхо Ину назвать имя того
счастливца, которому дочь отдаст. Вот только не спешит он
расставаться с Пиркко.
Бережет.
Вот и сейчас ответил ей нежно, уговаривая потерпеть. И ногой
дернул, меня поторапливая. Я поспешно вытерла излишки жира и,
обернув стопу полотном, натянула войлочный башмак.
Все…
Встав с колен, я поклонилась отцу, на что он привычно не обратил
внимания.
- Аану, останешься служить, - голос Ерхо Ину настиг меня у самых
дверей, заставив вздрогнуть.
- Да, отец.
А столы уже накрывали. Разворачивались кумачовые праздничные
скатерти, открывались дубовые сундуки, чтобы отдать драгоценный
восточный фарфор, серебро и алое стекло, что ценится превыше
серебра и фарфора. Слуги тащили чеканные подносы с холодной дичью,
окороками, хлебом утрешней выпечки, со всем, что только есть в
отцовских подвалах. И верно, сбивалась с ног кухонная челядь,
тонула в чаду огромной печи, спеша жарить, парить, варить… не
потерпит Тридуба пустого стола. Оскорбится.
- Иди, - зашипел управляющий, толкнув в спину. – Подай.
Он сунул мне в руки золоченый рог, тяжеленный, но боги меня
упаси уронить или хотя бы расплескать. Я несла его осторожно,
прижав к груди, вцепившись побелевшими пальцами в такую скользкую
металлическую оковку.
Ничего. Донесла.
Подала.
И удостоилась милостивого кивка: отец доволен моей
старательностью.
Было время, когда я считала эти его кивки, и за каждым мне
виделось нечто большее, чем просто похвала. Он ведь и мой отец
тоже… и вдруг да наступит время, когда и для меня найдется место за
этим столом.
Не нашлось.
Пустая надежда.
Служить мне уже приходилось. Стоять за левым плечом отца,
следить, чтобы кубок его всегда был полон, да подавать с блюд,
которые первым делом несли ему, те куски, на которые Ерхо Ину
указывал.
Ничего сложного. Я справлялась.
Заодно, прислушиваясь к разговорам, неторопливым, ленивым,
получала возможность узнать, что происходит во внешнем мире,
далеком и от Лисьего лога, и от меня самой. Но сегодняшний ужин
проходил в молчании и не затянулся надолго. Поднявшись, отец
бросил:
- Идем.
Куда? И зачем?
Я прикусила язык, запирая ненужные вопросы. Кто я такая, чтобы
задавать их?
Ерхо Ину подымался по лестнице медленно, останавливаясь на
каждой третьей ступеньке, чтобы перевести дух. В животе его урчало.
А массивные ладони то и дело ложились на поясницу. Пальцы впивались
в бок, словно желали пробиться сквозь байковый халат с соболиным
подбоем, рубаху и даже кожу, дотянуться до некой, одним лишь Ерхо
ощущаемой занозы. И я впервые подумала, что, возможно, не столь уж
силен Тридуба.