Тонкая нить и правда связала Эйна и цербера. Но крепость ее
паутине подобна. Оглушительный рык и зверь сбросил первую нить,
словно воду с шерсти стряхнул. Момент затишья перед бурей. Все
замерло в напряжении, как на вдохе. Секунда, вторая, третья… и
монстр, наслаждаясь умирающей надеждой в глазах парней бросился
вперед.
Из разодранного горла Арноса хлынула кровь заглушив хлюпающий
предсмертный крик. И трое ведьмаков, сдерживая вой, ощутили его
смерть как свою. Истаяла вторая нить. Зал собраний испещрялся
рунами атак, заклинания и заклятия водоворотом обрушивались то на
одну стену, то на другую. Не заботясь, что удары могут зацепить
других. А в воздухе будто звонко лопнула струна. Хилс преступивший
свой предел пытаясь остановить зверя магией эфира схватился за
грудь вопя от боли. Взгляд, переполненный непонимания, был
устремлен на Эйна, который наблюдал как кожа друга начала
стремительно чернеть и иссыхать. Как старшие служители вскинули
руки и, единая атака выжгла сердце Хилса, не успевшего переродиться
магом смерти. Его жалкой пародией, ибо был слишком слаб. Третья
нить истаяла в тот же момент, Гарвина поглотило ревущее голодное
пламя цербера, заполняя зал невыносимым жаром и смрадом горящей
плоти.
Разрывающие душу чувства от утраты братьев круга еще не успели
оглушить Эйна в полной мере, они смешалась с болью от острых когтей
монстра, полоснувшего кожу. Из последних сил, ведьмак пытался
защититься. Но не сравнимы были силы. Так же как безнадежная
попытка просить помощи ту, кто смотрел за гибелью своих «детей» с
лютым разочарованием.
Пентаграмма призыва почти полностью разрушилась и, чтобы не
впустить цербера в город, верховной Фимииле пришлось сломать
последнюю печать. Служитель Хаоса растворился черной тенью не успев
добить Эйна. Это должны были сделать дикие лесные звери рядом с
пустошью.
Очередное дуновение ветра, воспоминание растворилось дымкой и
воссоздало новое.
Луна все еще светила ярко, освещая изодранное тело ведьмака,
которого подобно скале обтекал густой туман. Во влажном воздухе
витал запах крови вперемешку с лесным мхом и зеленым покровом
холмов. В тишине раздавалось мрачное карканье слетевшегося на
свежее мясо воронья, пробирающий волчий вой. Но Эйн ничего не
чувствовал. Там, лежа на стылой земле, в глазах ведьмака не
осталось воли к жизни. Он не будет похоронен по обычаям, не
вернется к земле и истоку. Ничего не вызывало эмоций. Стайс тихо
ждал пока душа провалится в царство Эгросса. Но вместо покровителя
мертвых перед глазами возникло лицо незнакомого старика.