Я заглянул под телегу и обнаружил там растянувшегося на буром
плаще спящего Винса. Спал он беспокойно: то и дело крутил головой,
вздрагивал, скрежетал зубами. И еще… не знаю уж, не померещилось ли
мне: но в волосах у него то и дело вспыхивали красноватые искры.
Может быть, статика от плаща?
Смотреть на камердинера было страшновато, и я наклонился к
нему
– А, ваше инородие? Что такое? Нужно чего-нибудь? – спросил он,
заспанно озираясь.
– Да нет, – ответил я. – Просто гляжу, ты что-то во сне
говоришь.
– Это со мной бывает, – кивнул Винс. – Мне еще в Кернадале
работники говорили: бормочешь, дескать, что-то по ночам, спать
мешаешь. А я что сделаю: мое дело невиновное, не нарочно же я?
– Что же, снилось тебе что-то? – спросил я.
Винс наморщил лоб, словно старался вспомнить.
– Нет, кажись, ничего… – неуверенно проговорил он. – А может
быть… может быть, и снилось. Но снилось именно ничего: вот какая
штука. Темнота какая-то, не разберешь ничего. И словно смотрит на
меня оттуда кто-то.
– Из темноты? – спросил я, невольно оглядевшись по сторонам. Ох,
не ночью и не на окраине Чернолесья вести такие разговоры!
– Угу, из нее самой, – ответил Винс. – Инда страшной
иной-раз-то.
– Ничего, ты не бойся, – ответил я. – Спи, вон тут народу
сколько.
– Да я чего, – ответил Винс, потянувшись. – Я и то поспал бы
еще.
Он отвернулся от меня и засопел, кажется, мгновенно
отключившись. Я же постоял еще немного, раздумывая над тем, что это
с ним такое. Впрочем, жизнь среди нежити, конечно, кого угодно
сделает нервным, а уж кошмары мне и самому снились с раздражающей
регулярностью.
Убаюканный далеким треском костра и приглушенной болтовней
солдат я сладко зевнул. Пожалуй, пора было и мне на боковую.
***
Замок Брукмерского маркграфа был местом мрачным и неуютным.
Когда-то давно владения здешних сеньоров располагались почти в
самом центре королевства, а город соперничал красотой и богатством
с Карнарой. От этих времен остался замок – не столько даже замок,
сколько дворец: огромный, богато украшенный палатинским мрамором,
ансуйскими гобеленами, разноцветными изразцами и фресками лучших
мастеров, некоторых из которых здешний граф за сумасшедшие деньги
выписывал из Запроливья.
Все изменилось, когда континент перерезало Чернолесье, и Брукмер
оказался пограничным с ним городом. Торговые пути, уходившие на
северо-восток, в герцогство Тарсинское, теперь прервались.
Судоходство на реке Брук также захирело. Знаменитые брукмерские
сукновальни все еще производили ткани, но рынков сбыта для них
стало меньше, цены упали, податей стали собирать меньше. Деревни на
границе Чернолесья были заброшены, а те, что еще держались, едва
сводили концы с концами: продовольствие вздорожало, его приходилось
теперь закупать на юге.