— Сам, - машинально
ответила я – и прикусила язык. Но было поздно.
— Вон оно чего… А
звать тебя как?
— Марго. Лазарева
Маргарита, - припомнила я фамилию, названную Яковом.
— А я Глафира, Глашей
тоже можно. Экономка я здесь – дольше всех у господина барона служу. Уж третий
год пошел.
Глаша тем временем скоро вела меня по просторному вестибюлю,
а я крутила головой, с интересом разглядывая расписной потолок и стены.
— А там что? –
наткнулась я взглядом на проход, в который проскользнула утром. Теперь он был
плотно перегорожен дверью.
— Туда ходить не
вздумай, - серьезно предупредила Глаша и даже тихонько тронула ручку двери,
убеждаясь, что та и правда заперта. – Хозяин узнает – мигом даст расчет.
Сурово.
— А там? – я кивнула
на дверь противоположную.
— И туда нельзя. Там рояль
у нас, личная гостиная да апартаменты господина барона. Ежели барышня захочет
помузицировать, то можно – но дальше музыкальной залы ни-ни! Поняла?
Я кивнула – но Глаша, сделавшаяся вдруг строгой, с нажимом
переспросила:
— Поняла?!
— Да!
— Ты гляди – господин
барон глазастых, любопытных да болтливых не держит. Мигом выставит!
Дворец Синей Бороды какой-то, - подумала я, но вслух
правдоподобно заверила, что я совсем не любопытная и ни капельки не болтливая.
А Глаша продолжала экскурсию: теперь мы поднимались по той самой
шикарной мраморной лестнице.
— На первый этаж, если
уж прямо говорить, ни тебе, ни барышне спускаться не следует. Наверху и
столовая имеется, и умывальни аж три штуки с ватерклозетами. Да и в сад с
оранжереей через балкон оттудова спокойно можно спуститься. Первый этаж у нас
целиком хозяйский, на третьем прислуга размещена, а на втором детская, классная
да твоя спальня будет. Это в правом крыле, а в левом на твоем этаже парадная
столовая, гостиные да танцевальная зала…
— …но туда мне тоже
ходить не следует, - понятливо договорила я.
— Да нет, -
разулыбалась Глаша, - там как раз барышня танцами своими занимается, когда
балетмейстер приходит – туда-то сколь угодно ходи.
А я все осматривалась. По этим же комнатам я вихрем
пронеслась сегодня утром, но, оказывается, тогда и половины всей красоты не
увидела.
Мраморная лестница, начавшаяся в вестибюле, меж этажами
раздваивалась, поворачивалась на триста шестьдесят градусов, и обе ее половинки
выходили на открытую галерею второго этажа. Один конец той галереи тянулся к
дверям столовой, второй же (куда мы прошли) выходил к зале, названной Глашей
Гобеленовой гостиной. Окна в той гостиной смотрели на черные воды Мойки,
соседняя же стена со стеклянными вставками как на ладони показывала мраморную
лестницу и вестибюль. Зато две другие стенки и правда были украшены гобеленами.
Правда, перемежались с портретами – среди которых мое внимание сразу привлек
самый большой, во всю высоту стены.