—
Она умрет? Умрет? Гришечка, пожалуйста, скажи, что она не умрет! Ох,
Господи, я этого не вынесу…
—
Она не умрет.
Вслед за слухом, проснулось мое
обоняние, и от резкого запаха прямо под носом (видимо, нашатырь) я тотчас
открыла глаза. Голова раскалывалась на части, и я долго не могла сфокусировать
зрение на лицах, склоненных ко мне.
Их было двое. Блондинка лет двадцати пяти, хорошенькая, с аккуратным
вздернутым носиком и заплаканными небесно-голубыми глазами. Второй – мужчина постарше.
На его лице – резком, грубом, с изломанной линией носа и тяжелым небритым
подбородком – я не нашла и намека на мягкие, привлекательные черты девушки. И
все-таки, пока они горячо спорили над моей головой, прежде всего подумала: брат
и сестра.
Слишком светлые, прозрачно-голубые
глаза мужчины смотрели на меня хмуро и выжидающие. Что-то мне подсказывало, что
заботит его вовсе не мое здоровье. А жаль: красавцем мужчина не был, но что-то
заставляло меня возвращаться взглядом к его лицу снова и снова.
—
Это вы на меня наехали? – хрипло спросила я у него. Больше желая
проверить, могу ли еще говорить, чем услышать ответ.
Но он и не ответил, а
дамочка-блондинка, всхлипнув еще раз, пискнула:
—
Это я… Простите. Ради бога простите, я уже поклялась Грише, что в жизни
больше не сяду за руль авто.
—
Ты уже пять раз клялась, Кики, - отмахнулся ее брат.
—
Вы переехали пятерых?
—
Нет-нет, вы первая! Раньше я сбивала только цветочные клумбы…
Я откашлялась, прогоняя хрипоту, и
попыталась сесть, чтобы получше осмотреться в комнате. Увы, мне и удар головой
о мостовую не помог: это по-прежнему была не комната, а зала с обитой парчой
мебелью и шелковыми стенами. Правда… то ли мне вспомнилась дорога, по которой
меня везли в бессознательном состоянии, то ли шестое чувство проснулось, но я
вдруг явственно поняла: это не тот дом, где я была прежде.
—
Куда вы меня увезли? – почему-то испугалась я. – Зачем вы меня увезли?!
Брат с сестрой переглянулись, и на
этот раз заговорил мужчина:
—
Успокойтесь. – Голос у него был под стать лицу: резкий, грубоватый – но
неожиданно приятный уху. - Вы у меня дома, и вам ничего не грозит. Позвольте,
как я могу к вам обращаться?
—
Марго.
—
Так вот, Марго, мне показалось, вы не хотели оставаться в особняке фон
Гирса, - он подозрительно прищурился. - Вы были босиком и, простите, в ночной
рубашке, когда выбежали из ворот. И торопились так, словно за вами черт
гонится.