Не ведаю.
Бабка моя вон, хоть и балуется с картами да гаданиями, а и то
признает, что будущее каждый своими руками прядет…
Пальцы… пять. Как оно и положено человеку обыкновенному. Может,
ежели б шесть, то и ловчей были б? Я ажно призадумалась, помог бы
мне шестой палец в науке… не, я и с пятерыми справится не
способная. А мыслила-то… вот бисер они ловко ловят. И с шитьем
управляются. И с иною хитрою женскою работой, которая мужским рукам
не по силе… а вот, поди ж ты… неповоротливые.
Неразработанные.
Люциана Береславовна о том каждый практикум напоминать изволит,
и этак с холодочком, мол, теперь-то ты уразумела, девка
бестолковая, куда подалася?
У самой-то Люцианы Береславовны ручки холеные, пальчики
тонюсенькие, как только не ломаются от колец да каменьев. И не
помехою ей перстни. Знаки нужные складывают верно.
И быстро – не разглядишь.
Нет, иные-то умудряются не то, что разглядеть, но и повторить, а
я вот вошкаюся, вошкаюся, да без толку…
- По-моему, проблема у тебя не в руках, - Еська наклонился и по
лбу моему постучал. Звук вышел на диво гулкий, громкий. – А вот
тут.
Лоб я пощупала.
Мокрый. Холодный. И волосина к нему приклеилася…
- Не о том ты думаешь. И не стараешься. А я, между прочим, всю
задницу себе отморозил. И кому я такой надобен буду? – в Еськином
голосе прорезались плаксивые нотки. Этак побирушки на паперти
медяшечку клянчат, о долюшке горькое своей расповедывая. –
Сиротинушка я горькая… матушка бросила, тятьки не ведаю… лицом
рябенький, спиной кривенький…
- Прекрати!
Я отвесила Еське затрещину, и после только спохватилася, что
негоже на царева человека руку вздымать, это ж прямая измена, куда
там всем разговорам крамольным.
Но Еська от затрещины увернулся ловко.
- Это ты прекрати! Расплылась… клуша деревенская!
И носочком комок грязи пнул, да так, что разлетелся он
брызгами.
- Только и способна, что вздыхать и охать… подумаешь, недоазарин
на тебя не глядит! Так второй имеется, полновесный, так сказать.
Краше прежнего. А если рога мешают, так скажи, братья их быстренько
свернут со всею радостью…
- Ты не понимаешь, - обида сдавила горло незримой рукою.
Я ж ничего не сделала!
Все было… было как было… и не придумала я того разговору, как не
придумала и прочего, чего случилось зимою… потому и понять не
способная, с чего вдруг переменился Арей.