Добрые магики?
Может, и добры которые, но только. Магик, он сильней любого
человека. И годочков ему Божиней больше отмеряно. Но не всякое
прожитое в мудрость идет, иное – лишь в седину.
И понимаю я, об чем Ильюшка поведать желает.
Стоит над магиками Акадэмия с законом ейным, блюсти который
Михайло Егорович поставлен. А не станет его, сгинет клятва, так кто
ж закона держаться станет? Нет, мнится, что Архип Полуэктович
станет. И Фрол Аксютович. И тот некромантус, который нам личины
менял. И иные сыщутся, которым сила заместо совести не стала. Да…
сколько будет прочих? Тех, что сочтут, что где сила, там и право, а
с правом – и власть.
Что будет?
- Куда ни плюнь, всюду дрянь… - Лойко под ноги сплюнул да плевок
сапогом растер. – Не понимаю…
- Пока Акадэмия цела, она целой и останется, - Ильюшка поднял
одеяло по самый нос. – Это дядька распрекрасно осознает. Как и то,
что цельность эта мешает многим, что снаружи, что изнутри. Стоит
дать слабину, и все посыплется… потому и не тронули нас. И не
тронут. Не посмеют…
- Пока.
- Пока, - согласился Ильюшка и вновь на меня поглядел, да так, с
насмешечкой. – Но это не значит, что не станут гадить… главное,
держаться будут в рамках закона. А значит, есть шансы…
…ох и правый он был. И правоту этую я в скорости на собственной
шкуре всецело прочуяла.
Нет, в глаза-то никто и словечка не сказал. И навроде оно все
прежним чередом шло.
Учеба.
Лекции.
Дорожка клятая, по которое нас Архип Полуэктович гонял, а мы
гонялися со всем прилежанием.
Кирей…
…Арей.
Подумалось, и в грудях разом защемило, а на глаза слезы
навернулися, отчего глаза энти я спешно рукавом замерзшим потерла.
Ежель чего, скажу, что будто бы снегу насыпало. Со снегу плакать не
стыдно, а по парню…
Дуры мы, девки.
Ох и дуры…
Глава 3. Где речь идет о делах
сердешных
Носом я-таки шмыгнула, и Еська со мною, но, надо полагать, не от
сердешных горестей – если таковые и случалися ноне, то я об том не
ведала – а от обыкновенных соплей.
- Так и будешь сидеть? – спросил он, мизинцем ноздрю заткнувши.
Невместно сие для царевича. А Еська, что бы там ни говорили, все ж
серед царевичей жил и, мыслею, жить станет.
- Так и буду.
Я уставилася на руки свои неумелые.
С виду-то обыкновенные.
Как у всех.
Ладошка круглая, белая, вся тоненькими ниточками изрезана.
Слыхала, что для иных людей они навроде письма тайного, по которому
всю жизнь прочесть можно, и прошлое, и будущее.