- И чего взамен?
Хвост тронул затылок, скользнул по
жестким волосам, которые больше не пахли шампунем, да и вообще,
кажется, ничем не пахли.
- Не «чего», а «что», детеныш, -
поправила Снот. – Взамен ты станешь со мной разговаривать. В этом
мире совершенно не с кем поговорить.
Она лгала – в этом Воробей не
сомневался. И думал, стараясь отрешится от мурлыканья и подаренного
тепла, пытаясь понять, в чем же подвох, но все равно не
понимал.
Согласиться?
Отказаться?
Монету бы бросить, но где ее
возьмешь?
- Решай скорей, глупый детеныш. Скоро
прилив. Посмотри-ка вверх.
Воробей посмотрел.
Небо, и до того серое, стало еще
более серым, плотным. Черные линии проступили на нем жилками, на
которых то тут, то там вспухали смоляные капли. Они разрастались
прямо на глазах, грозя вот-вот лопнуть. А некоторые и лопались,
осыпаясь не то пылью, не то снегом. Крупицы повисали в воздухе, и
Воробей подумал, что это даже хорошо: прикасаться к ним у него не
было желания.
- Так что ты решил, глупый
медлительный детеныш? – спросила Снот. – Ты примешь мою помощь?
Ее голос привел крупицы в движение.
Они опускались медленно, сплетаясь в причудливые фигуры, и
шелестели. Воробью казалось, что еще немного, и он услышит
голоса.
- Я согласен.
- Согласен принять мою помощь?
Слушать мои советы? И делать так, как говорю я?
- Ну да.
Пока он не разберется, в чем тут
дело. А дальше видно будет.
- Вот и хорошо, - Снот спрыгнула на
землю. – Тогда беги за мной, Джек. Беги со всех ног… и возможно, мы
успеем.
Угрожающе шелестели снежинки.
Неслись к Воробью, кружили и
окружали. Он побежал, пытаясь уйти из-под снежной сети, которая
опускалась на землю, неторопливо, точно зная – добыча не
ускользнет.
- Быстрей, Джек! Быстрей! – звала
Снот, перетекая с камня на камень. – Торопись… волна идет!
Волна не шла – догоняла. Она летела,
грохоча, стеная на тысячу голосов, грозя смять Воробья, разодрать
на клочки и смешать с гнилой крупой тумана. И когда он потерял было
надежду спастись, земля вдруг закончилась. Она просто исчезла, и
Воробей снова упал, но на сей раз в нечто мягкое и вязкое, вроде
той жижицы, что стекалась со всей свалки в стакан-болотце. Только
та жижица пахла железом и гнилью, а эта – талым снегом.
Она залепила рот, забила нос, и
Воробей вяло подумал, что теперь он точно умрет. Сверху же
загудело, и болото, прозрачное, как стекло, покачнулось. Оно
дрожало, мелко, испуганно, и дрожь подталкивала Воробья глубже и
глубже, хотя он отчаянно молотил руками, пытаясь выбраться наверх.
Редкие пузырьки воздуха вырывались изо рта и носа и вязли, не
добравшись до поверхности.