- Домашку скатать дашь? – опять
поинтересовался он.
Юленька хотела ответить, что не даст
и вообще знаться с ним не желает, когда случилось это.
Первым был звук, громкий,
скрежещущий, как будто кто-то когтями по стеклу провел. А стекло не
выдержало и разлетелось брызгами, прямо Юленьке в лицо. Передняя
часть автобуса вдруг прогнулась внутрь и разломилась пополам,
впуская что-то огромное и страшное.
Оно смяло водителя, подбросило сонную
тетку-экскурсоводшу, розовый костюм которой стал бурым, а бабочка и
вовсе сломалась.
- Падай! – крикнул Алекс, и Юленька
его услышала, хотя не слышала по-прежнему ничего, кроме
оглушительного звона.
Вот только шелохнуться не смогла.
Оцепенев, она смотрела на бабочку, крылья которой стремительно
краснели. На рвущийся металл и железный штырь, что двигался
навстречу.
- На пол!
Алекс столкнул ее и сам рухнул
сверху. Потеряв управление, автобус закружился в скрежещущем
вальсе. Юленька зажмурилась. Ей было страшно. И больно… очень
больно.
- Не вставай… - шепнул Алекс на
ухо.
И Юленька подумала, что это из-за нее
все. Она ведь ужас, до чего невезучая.
Когда Юленька открыла глаза, то
увидела, что ничего нету: ни автобуса, ни классухи, ни
экскурсоводши, ни Алекса. Она лежала на плоском сером камне и
смотрела в небо, такое же плоское и серое, как будто бы вытесанное
из еще одного камня. Черными жилками на нем проступали облака, а
солнца так и вовсе не было.
- Крышкина-Покрышкина, просыпайся, -
сказал кто-то знакомый. И Юленька села.
Алекс. Точно. Его зовут Алекс, и они
вместе ехали. Куда? Домой. Откуда? С экскурсии. Перед самой
линейкой. Экскурсия. Кижи. И еще куда-то. Потом автобус вдруг начал
кувыркаться и…
- Мы умерли? – спросила Юленька и
потрогала себя за ухо. Она ощущала и пальцы, и ухо, и еще твердый
холодный камень под собой, и соленый запах моря, совсем как в
Евпатории, куда ездили в позапрошлом году.
Мама, правда, в Турцию хотела. Но
Турция – это дорого.
- Алекс, мы умерли?
Она все-таки села, и руки ее
двигались, и ноги тоже. А в груди привычно колотилось сердце. Разве
у мертвецов или призраков, которыми становятся мертвецы, сердце
стучит?
Алекс стоял рядом и тоже ничуть не
походил на призрака. Джинсы у него грязные. И кроссовки тоже. А
мама – мама-которая-знает-про-всех – говорит, что Алекс –
зажравшийся мажор. И его изолировать надо, чтобы не влиял плохо. А
Юленьке было не понятно, как и на кого он влияет, если держится в
стороне ото всех?