Сейчас мы с «накормленной» под завязку Мухой неслись вон из
города по пустынной Профсоюзной и слушали радио. На одной из волн,
не в меру брутальный певец Джанго никак не мог решить, впускать ли
ему через окно некую особу или, все-таки, воздержаться. Я
непроизвольно подняла глаза к нему, в безнадежные серые дали, и
решила, что действительно, погода сегодня нелетная, так что, от
окна ее может и саму... отнести, пока он там решает...
Затормозив на ближайшем светофоре, мое внимание привлек
подкативший следом по соседней левой полосе шикарный Лексус
глубокого синего цвета. На переднем его пассажирском сиденье в
вальяжной позе развалился мужчина. Я уже было отвела взгляд, не
желая выказывать излишнюю заинтересованность, как он сам неожиданно
повернулся и с радостной улыбкой помахал мне рукой. «Маньяк!», -
опознала я своего ночного собеседника. – «А ему-то что не спится?».
Тем временем мужчина опустил стекло и знаком попросил то же самое
сделать меня. Пришлось быть вежливой.
- Доброе утро, Вета!
- И вам хорошего дня, - улыбнулась я в ответ, впрочем, без
особой искренности.
- Мое пожелание остается в силе!
Светофор «дал добро», Лексус плавно пошел на левый поворот, а
мне осталось лишь тихо радоваться, что нам с 'маньяком' и сегодня
не по пути...
Качелино...
Областная цивилизация постепенно отступала. Реже по сторонам
дороги стали попадаться навязчивые рекламные банеры. Груженые
дровами, песком и еще чем-то грузовики, терпеливо ожидающие на
обочинах всеядных дачников вообще исчезли километров пятьдесят
назад. Даже скудный на краски сибирский пейзаж изменил свои
очертания, из хвойно-равнинного став смешанно-холмистым. И только
депрессивно-хмурое небо осталось прежним, преследуя своими верными
слугами - рваными тучами маленькую черную машинку, мчащуюся по
трассе Тюмень-Ханты-Мансийск...
- Все, Муха, халява закончилась, - объявила я машине, через два
с половиной часа сворачивая с «благоустроенного» шоссе на
проселочную лесную дорогу. - Сейчас посмотрим, что ждет нас за
поворотом.
В общем-то, зря я переживала. Не так все оказалось и плохо.
Правда, пришлось все двадцать с лишним километров старательно
«выписывать кружева», а в двух местах даже опасно объезжать по
вязкой обочине особенно обширные лужи, но за километра три до
деревни дорога взобралась на обдуваемый ветрами бугор и я совсем
расслабилась. Правда, скорость прибавлять не стала, жадно
вглядываясь в родные с детства места... Вон там справа, где меж
берез едва различима покосившаяся изгородь, мы с девчонками, и
«особо доверенными» парнями жгли костер, пекли печенки и
по-взрослому курили дешевые сигареты. А вон в той низинке, чуть
слева, под раздвоенной осиной, я в шесть лет подвернула ногу,
легкомысленно прыгая с высокой ветки. Мы с бабушкой тогда пошли за
земляникой, она чуть отстала, встретив кого-то по дороге, а я
решила ее удивить, спрятавшись в густой листве. «Удивленная»
бабушка, тащившая потом меня обратно, всю дорогу ругалась, что
неплохо было бы сначала думать, а потом делать. А я, крепко
обхватив ее шею руками и всхлипывая от боли в ноге анализировала,
что вообще -то хотела не упасть, а взлететь, но, видимо, высота
оказалась недостаточной, поэтому и не свезло... Как сейчас помню
бабушкину ажурную сережку в ухе, болтающуюся прямо перед моим
мокрым носом, прядь седых волос на ее шее, выбившуюся из под
пестрой косынки, а еще запах... Так пахла только она, так пахло в
моих воспоминаниях детство...Травами и медом...