Не узнал.
Бывает.
Он ещё узнает, полюбит её. Кирилл предназначен ей, и именно
поэтому женатым он быть не может.
Он ведь говорил ей тогда, что ему не до любви!
– У него не может быть жены, – вслух Ангелина повторила
жалобно.
Замолчала.
Потому что Валя смотрела широко распахнутыми глупыми глазами ей
за спину, наблюдала за кем-то, и Ангелина, предчувствуя что-то
плохое, обернулась медленно.
Пошатнулась.
Почувствовала впервые, как земля уходит из-под ног, рушится мир
и разбиваются со звоном все её мечты. И до дерева, чтобы быть
ближе, Ангелина добрела вслепую, ударилась, не видя ничего перед
глазами, плечом о ствол.
Прислонилась к шершавей коре щекой, выглянула, чтобы
увидеть.
Рассмотреть.
Осознать.
Убедиться.
Пусть сердце и закричало от боли.
Предательства.
– Он же говорил, что ему не до любви, – Ангелина прошептала
беззвучно.
Она ведь поверила.
Ждала, когда Кириллу станет до любви и до неё, а он получается…
обманул, предал, нашёл другую, до которой ему теперь дело было.
Которую он любил.
Потому что, не любя, с такой улыбкой идти по соседней аллее
навстречу остановившейся женщине, нельзя. Потому что, не любя, так
– а Ангелина никогда не видела такого его взгляда – не смотрят и не
смеются.
Кирилл же смеётся, подхватывает, ловко и привычно, на руки двух
близнецов.
Мальчик и девочка.
Его?
Большие, но… похожи на Кирилла. И улыбка у детей, к которым враз
вспыхнула жгучая ненависть, его. И улыбающуюся женщину он обнимает
за талию, когда она виснет у него на шее и целует в щеку.
Тварь.
Твари.
– Ненавижу… – Ангелина проговорила бесцветно.
– Я же говорила, – Валечка, подойдя бесшумно, сказала виновато.
– Ты… ты не расстраивайся, ты ведь даже не знаешь его. А красивый…
моя бабушка говорит, что мужчина красивым быть не должен, иначе от
него одни беды…
– Беды… – Ангелина повторила эхом.
Кивнула своим мыслям, и змеиная улыбка, в которой расплылись её
побелевшие губы, Валю испугала.
– Беды я ему устрою.
Голубые глаза холодно блеснули.
И металлические набойки туфель тревожно стукнули об асфальт,
когда, не обращая внимания на растерянную Валечку, Ангелина пошла
прочь.
Июнь
– Да, Амалия Эдуардовна, да… я всё понимаю. Конечно… Но хотя бы
сегодня вы можете побыть с ними до моего приезда? – я спрашиваю с
отчаяньем, надеждой и мольбой.
Тру слипающиеся глаза.
И послать хочется всё и всех, забыть о моих драгоценных
племянниках и их безмозглых родителях, завалиться домой и,
добравшись до кровати, отрубиться минимум на двое суток, а лучше –
на неделю.