Справа звякнуло. Сидевший рядом
худощавый и грязный мужчина поднялся с пола, устраиваясь поудобнее.
Видать, не только мне сон на досках доставлял неудобство.
Каторжники, заполнявшие нижнюю палубу галеры, просыпались. Минут
через десять будут раздавать жидкую бурду, отдающую травяным
вкусом. Я бы с удовольствием пропустил завтрак, но другой
возможности получить необходимую для тела жидкость не представится
до самого обеда. А в душном помещении, куда и свет-то почти не
попадает, пить хотелось всегда. Вспомнив о воде, я облизнул
пересохшие губы.
"Да уж, – горестно подумал я. –
Попал так попал".
Восемь дней я парюсь на нижней
палубе галеры, даже не догадываясь, куда она плывёт. "Что такое
невезенье...?" Восемь дней – большой срок, чтобы подумать о нём и
прикинуть, что делать дальше. Кто ж знал, что поместье захудалого
землевладельца, куда я так "удачно" влез, охраняется словно
императорская резиденция в столице. Быть резчиком в последнее время
становится всё опаснее, а платят за это всё меньше.
Главный вопрос – кому перепродадут
мою душонку скупщики преступников? Хорошо бы не на рудник. Сбежать
оттуда куда сложнее, чем с какой-нибудь южной плантации. Если же на
соляное озеро, то вряд ли я успею встретить свою двадцатую зиму. А
судя по косому солнечному лучику, галера идет на запад. Плохо.
Очень плохо...
Утренние размышления прервал звук
открывающейся двери в дальней от меня части помещения.
– Жратва, – тихо сказал мой сосед,
толкая следующего. Тот заёрзал и зазвенел цепью, неохотно принимая
сидячее положение. Я же бросил взгляд на лампу, висящую прямиком
напротив нас. В металлическом корпусе, с небольшой ёмкостью для
топлива и стеклянным колпаком, она напоминала масляный светильник.
Свет от двери пропал, загороженный широкоплечей фигурой, и в ту же
секунду пятёрка ламп в помещении разом вспыхнула.
Небольшое усилие воли, и можно
заметить, как рядом с каждой из ламп появлялся красный огонёк,
который срывался с места и за долю секунды описывал вокруг лампы
полный круг, чертя светящуюся полоску. Затем полоска слегка
уменьшалась в размере, становясь ярко-оранжевой, и лампы
загорались. Как только наш тюремщик покинет отсек, оранжевые ободки
вокруг ламп растают, и те потухнут.
От яркого света ламп я щурился,
глядя на оранжевый обод. Мне казалось, он слегка пульсирует. "Всё
ещё в форме, – довольно подумал я. – Надо копить силы".