— Я не хочу уходить.
Он не слышит.
— Иза, ты знаешь, что я сделал и почему. — Он сжимает кольцо,
как будто хочет раздавить его. — Если вдруг возникнет аналогичная
ситуация, я поступлю точно так же. Я не буду рисковать твоей жизнью
или здоровьем. Убью. Умру. Предам. Возьму в жены женщину, мужчину,
осла… все, что попросят.
Кожа горячая настолько, что обжигает.
— Я хотел бы обещать, что этого не случится, но…
— Солгал бы.
— Да.
— Хорошо.
— Что «хорошо»?
— Что не лжешь.
Все-таки отстраняется и ждет ответа. И я отвечу:
— Я все это знаю. — Он почти сроднился с темнотой, но я не
позволю ему спрятаться в ней. — Как знаю и то, что ты мне
нужен.
Кайя умрет, но не позволит тому, что было, повториться.
— И не только мне… — И вот тут я растерялась. Как ему сказать? И
надо ли сейчас? Не лучше ли подождать, дать ему отойти хотя бы
немного. Вернуться в сознание… Нет. Слишком много вокруг было
таинственного молчания во имя высшей цели.
— Ллойд тебе не говорил, но… у меня, то есть у нас есть дочь. Ее
зовут Анастасия. Настя. Или Настена. Настюха. Настенька. Я знаю,
что у вас девочки не рождаются. И если ты мне не веришь…
Он верит.
Без подтверждения системы. Генетических карт. Групп крови.
Свидетельств. Просто на слово, потому что не способен подумать, что
я решусь на обман. И я улавливаю вспышку… радость. А следом боль.
Обида. И еще знакомое, терпкое чувство вины.
— Мы живы. Ты. Я и Настя.
…Йен, о котором я боюсь упоминать.
— Кайя, ты… нам нужен. Всем нам.
Но снова, кажется, не слышит. Или я не те слова выбрала?
— Мне нужен. И… у меня был выбор. Я бы не вернулась, если бы не
захотела.
— Это тебе так кажется.
Он судорожно выдыхает и говорит:
— Иди в дом. Тебе следует отдохнуть. Завтра — тяжелый день.
Нет, Дар и раньше был странным, но вот чтобы настолько…
Скальпель украл и резал вены, а потом растирал кровь на ладонях
и внимательно ее разглядывал. Порезы заживали почти мгновенно,
ненормально высокая температура держалась и, кажется, как раз-то и
была нормальной, поскольку не наблюдалось ни излишней потливости,
ни вялости кожных покровов, ни иных признаков лихорадки.
И лечиться отказывался, причем с таким видом, будто ему что-то
крайне неприличное предлагают. Хорошо у него все. Только вот глаза
цвет меняют, с каждым днем все больше желтеют. И Дар стал щуриться,
зачем-то это скрывая. Зато приступов больше не случалось. Все
вопросы о том, что было, он попросту игнорировал, чем злил до
безумия.