Он вообще обладал поразительным талантом злить Меррон!
Дар неотступно следовал за ней, куда бы Меррон ни пошла, но
держался в отдалении, словно ему были неприятны даже случайные ее
прикосновения. Спросила прямо — не ответил. Предложила освободить
для него комнату, любую, на выбор, если ему так легче, — обиделся.
Причем виду не подал, а она все равно поняла — обиделся.
На что?
Она же как лучше хочет.
Тогда, поднимаясь по лестнице на чердак, она боролась с собой.
Было страшно. И больно — она и вправду крепко к шкафу приложилась,
и неудачно так, об угол. От ушиба, обиды слезы сами из глаз
покатились. И отдышаться Меррон не могла минуты две. Сидела,
растирала сопли со слезами по щекам, ругала себя на чем свет стоит
за дурость… а потом вдруг услышала, насколько ему плохо.
Полезла.
Преодолевая себя, полезла. И ведь главное, что не его боялась,
знала откуда-то, что Дар ей не причинит вреда, а все равно дрожала.
Страх сидел глубоко внутри, около сердца, в какой-то миг
показалось, что док не вытащил тот стилет, а просто отломил
рукоять.
Ерунда, конечно, но Меррон чувствовала железо в груди.
И еще чужую боль, которая почти как своя.
Там, на чердаке, все опять было просто и понятно. А потом опять
запуталось.
Он не уходил и не приближался, только если ночью, и то ждал,
когда Меррон уляжется, потом пробирался в комнату — и ведь ступал
так, что не услышишь, — и ложился рядом. Перекидывал через Меррон
руку и засыпал, крепко, спокойно, как будто так и надо.
Ближе к утру его рука оказывалась под рубашкой. Меррон от этого
просыпалась. И он тоже.
Вставал, заботливо укрывал ее одеялом, целовал в макушку и
уходил.
Подмывало швырнуть вслед чем-нибудь тяжелым. Или скандал
устроить, но… Меррон взрослая и уже научилась вести себя
соответственно. Например, притворяться, что ничего не замечает.
Но ведь у любого терпения предел есть!
И когда рука добралась-таки до груди, она не выдержала.
— Если ты сейчас остановишься, то спать будешь на полу.
Остановился. Отстранился. Встал и вышел из комнаты.
От обиды у Меррон дыхание перехватило. Полдня не могла себя
успокоить, все из рук валилось. И хорошо, что смена была не ее,
иначе точно кого-нибудь убила, сугубо от рассеянности. В
амбулаторию тоже не заглядывали, и в другой раз она бы сразу
догадалась о причинах такого внезапного безлюдья, но нынешнее
душевное состояние требовало действий и активных. Чтобы занять себя
хоть чем-то, Меррон проветрила комнату дока, вытерла пыль, в порыве
вдохновения и полы помыла.