– А как же мне ее теперь кормить? –
растерялся Алексей.
– Нынче-то я ее звать не стал, пускай
так пока, так ей полегче. Сил влил, хватит ей, а завтра к вечеру
кисельку жиденького сваришь, позову ее, дак покормим маленько, –
задумчиво проговорил дед. – А мож, и не стану звать… Ну да завтрева
и поглядим, – хлопнул он себя по коленям, и тяжело поднялся. – Ты
вот что, Алёша… Ступай матрац мне с чердака достань да возле
кровати положь. Там спать стану. А одеялу да подушку со шкапа
возьми. Опосля прибери здесь маленько. Спать в своей комнате
станешь. Устал я сильно, сам не смогу, сил нету. Сделаешь? –
взглянул он на мужчину из-под кустистых бровей.
– Конечно! Я сейчас, дед Михей! –
вскочил мужчина. – Помочь тебе дойти?
– Нет, ступай, постелю мне сделай, а
я покуда травок себе заварю. Сил поднабраться надобно, – проворчал
дед Михей, тяжело опираясь на палку и бредя к дому.
Анна открыла глаза и с удивлением
уставилась в деревянный потолок. Порассматривав пару минут
непонятные доски над собой, она зажмурилась и, досчитав до пяти,
что далось неимоверно тяжело, словно мозг заржавел и совершенно
отказывался работать, снова распахнула глаза. Потолок никуда не
делся и остался деревянным, все так же плывя и покачиваясь. Она
попыталась вспомнить, что было вчера. Вспоминалось с огромным
трудом и какие-то обрывки. В сознании мелькали белые халаты и синие
медицинские костюмы, мрачное лицо Лёшки и еще незнакомый голос…
Густой, мощный, глубокий. Голос то ворчал, то приказывал, то что-то
сердито бормотал… Анна старательно вытягивала из памяти слова, что
говорил тот голос, но, так и не вспомнив, уснула.
– Давай, Аннушка, пей. Пришла пора
возвращаться. Хватя ужо, – губ коснулась теплая жидкость, мягко
вливавшаяся в рот. Анна инстинктивно сделала глоток, второй… – Ну
вот и ладно, вот и умница, – пробормотал тот же голос, и на лоб
опустилась тяжелая, горячая шершавая ладонь. – Спи, девочка, спи…
Сон сил придаст да боль унесет. Спи.
Анна, так и не успев открыть глаза,
снова провалилась в крепкий, спокойный сон. Дед Михей, поняв, что
его подопечная уснула, улыбнулся и погладил ее по голове,
вздохнув.
– Ничё, Томочка, ничё… Хоть и дурной
Алёшка, но Аннушку твою любит, и жить для нее да для детей станет.
Хороший он, повезло ей. Хорошего мужа выбрала, – пробормотал
старик, глядя на стоявший на столике фотопортрет молодой девушки со
шрамом. Точно такой же, как и тот, в старом альбоме, на который
наткнулся Алексей. – А хворь мы выгоним, не боись… Все хорошо
будет, – еще шире улыбнулся старик. Хлопнув себя по коленям, тяжело
поднялся со стула и, не раздеваясь, улегся на свой матрац. Верная
Альма улеглась рядом, со вздохом пристроив массивную голову на
лапы.