Но это все лирика. А вот что ему
дальше делать? Неделю он уже у Павла Константиновича живет. Павел
Константиныч работает, его жена работает, даже Иринка – и та
копейку в дом приносит. А он, выходит, нахлебником на их шее висит.
Нехорошо это, ой нехорошо как получается! Приехал на все готовое,
его тут обхаживают, одевают, обувают, кормят… А он бездельником
валяется. Ну, не валяется, конечно – дрова Мишка все переколол,
сена, летом насушенного, с поля привез, на место уложил, и так по
дому Наталье Петровне во всем помочь старается… Но мало этого,
мало! Все то же самое и вся семья делает, разве что воды и дров
никто не касается, он не позволяет. Вот и выходит, что задарма он
тут, пиявкой присосался.
Совесть Мишкина принялась грызть его
с новой силой. Ведь вот кто он им? Никто. Не дело ведь выходит,
вовсе не дело. Надо бы работу найти. А кто его возьмет? Кому он
нужен – мальчишка, повзрослевший на войне, и ничего, окромя той
самой войны не знающий и не умеющий? А ведь ему уж девятнадцать лет
исполнилось… И сколько таких как он война пережевала, угробила да
выплюнула? Полстраны…
– Миша, – прервал Мишкины тяжелые
размышления Егоров.
– Иду! – немедленно отозвался он на
голос из-за двери.
Подскочив и быстро, по-военному,
одевшись, парень выскочил за дверь, на ходу застегивая последние
пуговицы.
– Доброе утро, – поздоровался он,
входя в кухоньку.
– Доброе, – Иринка с Андрейкой,
спешно собиравшиеся в школу, ответили одновременно. – Миш, я
яичницу тебе на столе оставила, молоко в кринке, хлеб под рушником.
Завтракай, – улыбнулась девочка. – Пап, ну все, мы побежали.
Андрейка, ты тетрадку снова забыл? – сдвинула она светлые брови,
хватая с серванта тетрадь, подписанную каракулями брата.
– Ой… Ирка, это ты ее вчерась туды
положила! Сама виноватая! – перешел в атаку мальчишка, вырывая
тетрадь из рук сестры.
– Ах ты постреленыш! Ну погоди,
сейчас я тебе уши-то пообрываю, нахалёнок! – бросилась вслед за
припустившим от нее братом девчонка.
– Андрейка, ремень по тебе плачет! –
крикнул во след сыну Егоров, и, усмехнувшись, повернулся к Мишке. –
Садись, садись, Миша. Кушай вот. Я вчера поздно вернулся, ты уж
отдыхать пошел, так я не стал тебя тревожить, с утра решил
поговорить.
– Случилось что, Павел Константиныч?
– тревожно сдвинул брови Мишка.